Кроме них, в интернет-кафе было всего две посетительницы. Две молодые женщины сидели в противоположных концах зала и что-то неторопливо печатали. С полдесятка компьютеров были свободны. Шумных мальчишек, играющих в войнушку, не наблюдалось. Наверное, они еще спали. А может, темная комната с мерцающими экранами не выдержала соперничества с соблазнами летнего утра. Если так, то, значит, мир еще не безнадежен.
Как и в прошлый раз, они заняли соседние компьютеры. Задвинули чемоданы за кресла и стали подыскивать варианты на обратный путь. И почти сразу нашли. Рейс в полночь, Киев — Тель-Авив. Рейс в восемь вечера, Симферополь — Киев. На оба рейса имелись места. Их можно было купить через интернет всего за несколько минут. Котлер потянулся за бумажником и кредиткой, но Лиора его остановила.
— Это та же самая авиакомпания, — сказала Лиора. — Я им позвоню, узнаю, во сколько встанет поменять билеты.
— Благоразумница ты моя, — сказал Барух.
— Не вижу смысла снова выбрасывать твои деньги на ветер.
— Снова? Ты имеешь в виду деньги, которые я дал Танкилевичу?
— Я имею в виду всю нашу поездку, Барух. Это была ошибка.
В ее словах слышалась стоическая отстраненность, отголосок того, что огорчило ее в доме Танкилевича.
— Это я виноват, — сказал Котлер. — Прости меня.
— Не нужно извиняться. И оправдывать меня перед еврейским народом тоже.
Лиора достала из сумочки телефон и набрала номер авиакомпании. Котлер сидел и смотрел, как она ждет соединения, как потом послушно выполняет все инструкции автоответчика. Видя, что Лиора не в духе, Котлер предоставил ей заниматься своим делом, а сам повернулся к компьютеру и набрал в поисковой строке «А-Арец». На этот раз на первой полосе уже не красовалась его не слишком лестная фотография. Новости о нем опустились в ленте на несколько позиций. И вообще лишь предваряли собой главное известие. И теперь, после массированной подготовки, оно всплыло на поверхность. На экране возникли первые сцены драмы. Потрясенные, расстроенные, возмущенные поселенцы перед колоннами израильских солдат и полицейских с окаменевшими, удрученными лицами. Молодая мать из ортодоксальных, совсем еще девочка, с платком на голове и в длинной юбке, протягивающая своего зареванного малыша прямо в лицо молодой женщине-солдату. Группа молодых парней с длинными, развевающимися пейсами и в потрепанной одежде — явно из объединения «Молодежь холмов»[18] — оцепила ковчег в синагоге. Другая группа — мужчины постарше, в полосатой форме узников концлагеря, с наспех смастеренной желтой звездой Давида на груди. Вся постыдная, показушная, душераздирающая театральщина. Он сделал знак Лиоре: посмотри. Она глянула мимоходом и отвела глаза.
Котлер зашел на сайт «Йедиот ахаронот»[19] — там снимки были почти те же. Он стал смотреть, не мелькнет ли где лицо Бенциона. В форме, в касках многие мальчики — совсем еще школьники, ну куда им воевать? — были похожи на Бенциона, но Бенциона он так и не обнаружил.
Котлера с удвоенной силой потянуло домой — чтобы сейчас, когда страну лихорадит, хотя бы дышать одним воздухом с соотечественниками. Сейчас стыдно оставаться в стороне.
— Они там вообще отвечают? — спросил он Лиору.
Та кивнула, но ничего не сказала. Она уже не нажимала на кнопки, просто сидела и ждала.
— Лучше заплатить, чем вот так ждать. Давай просто купим билеты, и я успокоюсь.
— Еще минуту, — сказала Лиора. — Может, ответят.
Котлер понял: теперь для Лиоры это уже дело принципа. Такова жизнь: от практицизма до принципа — один шаг. Он не стал настаивать. Если дело дошло принципа, до желания настоять на своем — значит, он тому причиной. В этой поездке она и так раз за разом ему уступала.
— Хорошо, Лиорочка, минутку так минутку, — сказал он.
И решил пока отложить чтение новостей и проверить личную почту. Последний раз он заходил в нее в Киеве, позавчера. Тогда в ней обнаружилось немало пересланных из его приемной писем — запросов от журналистов. Сейчас их еще прибавилось. А к ним присоединились и письма от самых разных его друзей — кто-то, наверное, беспокоился, кто-то сочувствовал, а кто-то, может, и осуждал. Он не стал их открывать. Просто быстро пролистывал письма, проверяя, нет ли чего-то, на что требуется ответить немедленно. Его внимание привлекло письмо от отправителя по имени Амнон. Тема письма была обозначена одним-единственным словом на иврите: хаваль, «дело швах». Котлер открыл письмо. Внутри — ни строчки, только фотография. на ней он сидит на той скамейке в парке у Музея Израиля. На коленях у него запечатанный конверт с фотографиями. Позади — рожковое дерево и иссиня-черное предзакатное небо. Но в том месте, где рядом с ним сидел Амнон, — пустота. Амнона тщательнейшим образом убрали, словно его никогда там и не было. Свидетельством того, что над снимком поколдовали, был лишь крошечный жаворонок на лысой макушке Котлера. С птицей на голове он выглядел нелепо. Словно чокнутый старикашка или пародия на святого Франциска.