После своих успешных переговоров, майор Швеннингер вернулся к Буняченко и сообщил ему, что дивизия должна ожидать последующих приказаний.
15-го апреля, в 9.00 час. утра, Буняченко его снова вызвал в штаб. Там, по всей вероятности, происходило совещание, т. к. присутствовали все командиры полков и дивизионных батальонов. Буняченко был в хорошем настроении, предложил Швеннингеру бокал вина, а затем, соответственно своей привычке, обрисовал настоящее положение дел. Швеннингер занес его слова в своих записях:
«Вы знаете, что я подчинен генералу Власову и ему только ответственен так же, как и любой командир немецкой дивизии ответственен перед своим начальством. Каждая боевая деятельность моей дивизии требует хотя бы согласия генерал Власова. На этом я должен безоговорочно настаивать. В остальном же, каждому солдату, который о положении дел судит толково, должно быть ясно, что мою дивизию необходимо переместить с этого участка, иначе она будет раздроблена между союзниками, наступающими с запада и с востока, и она определенно попадет в руки Красной Армии. О последствиях я не должен вам говорить. Вчера Вы мне сообщили, что я должен ожидать дальнейших приказаний. После серьезного размышления и, учитывая все данные обстоятельства, я прошу Вас, чтобы Вы сообщили в 5-й корпус, что мне не остается ничего иного, как принять дальнейший приказ ген. Власова, или же самому дать дивизии приказ выступить на юг». И еще добавил с легкой иронией: «Сообщите командующему генералу, что вся дивизия сосредоточена на этом участке и что мы хорошо размещены. Нам тут хорошо, лес нас защищает от авиаразведок, наша противотанковая оборона, самоходки и танки размещены так, что мы способны на оборону любого вида, например, и против прорвавшихся вражеских танков».
Это было уже явной угрозой и немцы должны были ее расценивать, как бунт. Повидимому, так решили командиры дивизионных частей, т. к. знали, что ген. Власов находится вне досягаемости дивизии и никакого приказа дать не может. Угроза ген. Буняченко была переломным пунктом. Вследствие этого, дивизия сама себя выключила из союза с немецкой армией и решила преследовать собственные цели, т. е. соединиться с остальными частями РОА на территории бывшего Протектората Чехии и Моравии.[81]
Что дивизия с этого момента находилась в состоянии мятежа, было ясным, в первую очередь, самому ее командиру. После окончания разговора, Буняченко спросил майора Швеннингера, готов-ли он сообщить это решение командованию 5-го корпуса. Швеннингер согласился и ушел. Начальник штаба дивизии подполковник Николаев его сопровождал по дороге из здания. Он знал, с каким именно посланием Швеннингер уходит, поэтому предложил ему послать это сообщение по-радио, чтобы Швеннингер мог избежать подозрения, что он тоже участвовал в этом решении. Швеннингер все же настоял на том, что он это сообщение сделает лично. Тогда Николаев дал ему радиостанцию дивизии и добавил: «Если с Вами что-ни- будь случится, то мы придем и выгородим Вас из этого».
В то утро, 1б-го апреля, как раз, когда Майор Швеннингер добился связи со штабом 5-го корпуса, началось наступление Красной Армии. Поэтому ни у кого не было времени заниматься дивизией, которая причинила столько хлопот, и дивизия весьма быстро получила разрешение продолжать движение на юг. У Швеннингера сложилось такое впечатление, что все были довольны тем, что эта проблемма разрешилась сама собой.
Целью 1-ой дивизии было достигнуть территории Чехии, как можно скорее. ТПвеннг*нгер в течение всего последующего времени, путем своего влияния старался избегать всех дальнейших приказаний. Военное положение с каждым днем ухудшалось и дивизия должна была идти по окольным путям, чтобы не столкнуться с Красной Армией. Все верили, что если конец войны застигнет их на территории Чехии, то это будет для них гораздо лучше, чем оказаться среди немецкого населения на германской территории. В этом отдавал себе отчет штаб армии Шернера.
Движение дивизии на юг указано на карте № 2.
16-го апреля, когда дивизия находилась в области Сенфтенберг, она соединилась с 4-м полком, которым командовал полк. Сахаров и который в середине марта был перемещен из Дании на фронт в районе Штетин- Гарц-Казеков, где он занял вторую линию обороны. Полк принял участие в попытке перейти Одер и создать предмостное укрепление на правом берегу. Эта попытка не удалась из-за неудовлетворительной артиллерийской подготовки. 16-го апреля полк соединился с 1-й дивизией в районе Франкфурт-на-Одере. В тот же день 1-й и 2-й батальоны покинули железнодорожную станцию Либеро- зе вслед за 1-й дивизией. 3-й батальон прибыл на станцию Либерозе лишь на следующий день, когда как раз началось советское наступление на Одере. Батальон попал в плен непосредственно на железнодорожной станции и лишь незначительной группе удалось пробиться на запад. Из офицеров спасся лишь пор. Шаповалов.
Однако, прежде чем дивизия вышла в поход, она получила еще один приказ: переместиться на фронт. Под первыми ударами наступающей Красной Армии, в немецком командовании произошла явная паника и поэтому они от дивизии требовали оказать поддержку немецкой обороне в области Косель, приблизительно в 6-ти километрах на северо-запад от г. Ниески. Генерал Буняченко отказался
исполнить это и приказал дивизии продвигаться на юг, причем отверг предложение о предоставлении ему железнодорожного транспорта из Радеберга. Дивизия выступила и следовала по узкому проходу, хоторый оставался между двумя фронтами. Посередине этого прохода немцы установили прожектор, который ночью служил в качестве направляющего маяка для всех частей, отступающих на юг. 1-я дивизия воспользовалась этой возможностью и уже 21-го апреля, когда достигла г. Бад Шандау, снова оказалась в условиях относительной безопасности. Весьма вероятно, что если бы она ожидала предоставления железнодорожного транспорта в районе Радеберг, то она никогда не попала бы на территорию Чехии.
Еще до того, как дивизия дошла до Радеберга, рядом с 4-м полком, который следовал в качестве арьергарда, появилась конная группа горцев Кавказа, а с ними 15 шотландцев в красных беретах, из какого-то лагеря военнопленных. Шотландцы были переодеты в форму РОА, чтобы не привлекать на себя внимания, и проследовали весь дальнейший путь вместе с 4-м полком. Речь о них будет позже.
По пути на юг, дивизия забирала брошенные немецкие танки и самоходки, количество которых возросло до нескольких десятков. Однако, с большими трудностями приобреталось горючее для них и, главное, огнеприпасы. В обоих был уже большой недостаток.
21-го апреля дивизия достигла г. Бад Шандау, а 23-го апреля пришел дальнейший приказ из штаба Шернера: дивизия должна занять линию обороны в районе г. Нови Бор (нем. Хейда). Одновременно с этим, ген. Буняченко получил приказ явиться 24-го апреля, в 17.00 часов, в Нови Бор, где он должен лично встретиться с маршалом Шернером, где по всей вероятности, Шернер должен был дать приказ для подготовляемой обороны остающейся территории. Вместо ген. Буняченко прибыл начальник разведки дивизии майор Костенко с сообщением, что Бунячнеко получил травму во время автомобильной катастрофы. Когда майор Швеннингер увидел ген. Буняченко после его возвращения в дивизию, голова у Буняченко, его правая нога и рука, были покрыты бинтами и он красочно рассказывал, что с ним произошло. Майор Швеннингер не верил ни единому слову его повествования.
24-го апреля дивизия перешла границу Чехии, западнее от гор. Дечин. Штаб дивизии расположился в районе г. Дечински Снежник, непосредственно на горном хребте Крушне-гори (Рудных гор). Здесь ген. Буняченко вынужден был дать дивизии отдых. Продвигаться далее на юг все-равно было невозможным, т. к. дивизия израсходовала зесь запас горючего, а продуктов питания оставалось только на один дет. Именно в это время, пришло извещение о предстоящем посещении дивизии фельдмаршалом Шернером.
26-го апреля, вместо него, однако, прилетел на самолете начальник штаба армейской группы ген. Олдвиг фон Натцмер. Согласно его решения, дивизия должпа была занять оборонный участок в районе г. Брно, шириной в несколько десятков километров, частично уже занятый немецкими частями, а 1-я дивизия должна была заполнить незанятые участки. Перемещение предполагалось осуществить при помощи железнодорожного транспорта. Оба приказа имели дополнения, гласящие, что будут предприняты суровые санкции в случае невыполнения приказа дословно. Ввиду того, что у дивизии к тому времени иссякли все запасы, ген. Натцмер дал приказ экипировать ее на три дня. Дальнейшие запасы должны были поступить по мере продвижения по железной дороге. Ген. Буняченко, хотя и сделал вид, что приказ принял, ко когда ген. Натцмер отбыл, он заявил: «Маршировать за кусок хлеба? — Ну, нет!».
Исполнение приказа об обороне г. Брно означало бы, в действительности, рассеивать армию. Отдельные транспорты, в ходе их прибытия в этот район, получали бы задания соответственно срочной необходимости на фронте, вследствие чего дивизия перестала бы существовать. Кроме того, было под вопросом, удастся ли железнодорожным транспортам вообще добраться до г. Брно. Можно предполагать, что большинство из них вышло бы из строя в результате воздушных налетов американских истребителей.