– Агнесс, ma cherie![7] Где ты была?
– Где я была? Я не видела тебя с того вечера у «Максима». – Она чуть заметно извивалась всем телом в такт музыке джаз-оркестра, игравшего «Воображение».
– Да-да, я прекрасно помню, – подхватил Даниэль, который на самом деле не помнил о том вечере почти ничего. – Приношу извинения, я был ужасно…
– Занят? Даниэль, ты же нигде не работаешь, – сварливо возразила женщина.
– Ну, видишь ли, мой отец всегда говорил, что я должен найти полезное занятие. Теперь, когда вся Франция оккупирована, это, я бы сказал, помогает мне не рехнуться.
Она покачала головой, нахмурилась, пытаясь скрыть улыбку, которая против ее воли растягивала губы, и подалась к собеседнику.
– Дидье снова уехал в Виши. А здесь чересчур много бошей. Почему бы нам не сбежать в Жокей-клуб? У «Максима» сейчас тоже полным-полно фрицев. – Она говорила шепотом: по всему городу, особенно в метро, были развешаны плакаты, извещавшие, что любой, кто назовет немцев «бошами», будет расстрелян. Немцы очень остро воспринимали насмешки французов.
– О, я ничего не имею против немцев, – сказал Даниэль, пытаясь перевести разговор на безопасную тему. – Они превосходные клиенты.
– Солдаты – ты слышал – их называют haricots verts[8]! Это настоящие скоты! Они совершенно невоспитанны. Они просто подходят к женщинам на улице и прямо-таки тащат их с собой.
– Тебе следовало бы немного пожалеть их, – ответил Эйген. – Несчастный немецкий солдат чувствует себя завоевателем всего мира, но не может понравиться французской девчонке. Это же несправедливо.
– Но как от них отвязаться?
– Просто скажи им, что ты еврейка, моя радость. И они сразу же отвяжутся. Или посмотри, делая вид, будто тебя очень удивляют их огромные ножищи – это всегда их смущает.
Теперь она не могла сдержать улыбку.
– Но как смешно они топают гусиным шагом по Елисейским Полям!
– А ты думаешь, что ходить гусиным шагом легко? – возразил Даниэль. – Как-нибудь попробуй сама. Вот увидишь, сразу же шлепнешься на задницу. – Он украдкой оглядел зал в поисках спасения.
– А знаешь, я на днях видела, как Геринг выходил из автомобиля на Рю-да-ла-По. Держал в руке этот дурацкий фельдмаршальский жезл. Я уверена, что он даже спит с ним! Он вошел в «Картье»; потом управляющий сказал мне, что он купил ожерелье за восемь миллионов франков для жены. – Она ткнула указательным пальцем в грудь накрахмаленной белой сорочки Даниэля. – Обрати внимание, он покупает для жены изделия французской моды, а не немецкой. Боши всегда бранили наш декаданс, но просто влюбляются в него, когда попадают сюда.
– Ну что ж, герр Мейер покупает самое лучшее.
– Герр Мейер? Что ты хочешь сказать? Ведь Геринг не еврей.
– Неужели ты не слышала? Он сам сказал: если хоть одна бомба упадет на Берлин, можете называть меня не Германом Герингом, а Мейером.
Агнесс рассмеялась.
– Говори потише, Даниэль, – громким шепотом предупредила она.
Эйген полуобнял ее за талию.
– Я вижу одного господина, с которым мне необходимо поговорить, doucette[9], так что прошу меня извинить…
– Ты хочешь сказать, что тебе приглянулась другая женщина? – строго спросила Агнесс, сопроводив свои слова несколько деланой улыбкой.
– Нет-нет, – усмехнулся Эйген. – Боюсь, этот разговор будет чисто деловым.
– Что ж, Даниэль, любовь моя, но ты, по крайней мере, должен раздобыть для меня немного настоящего кофе. Я не могу больше терпеть весь этот эрзац из цикория и жареных желудей! Ты сможешь, милый?
– Конечно, – ответил он. – Сразу же, как только представится возможность. Я ожидаю партию через несколько дней.
Но, едва успев отвернуться от Агнесс, он услышал строгий мужской голос:
– Герр Эйген!
Прямо за спиной у него стояла маленькая группа немецких офицеров, центром которой являлся высокий, державшийся по-королевски важно штандартенфюрер СС[10], с волосами, зачесанными назад а-ля помпадур, с маленькими усиками, рабски копирующими его фюрера, и в очках с черепаховой оправой. Штандартенфюрер Юрген Вегман был очень полезным человеком, именно он содействовал Эйгену в получении удостоверения «общественной службы», благодаря которому тот мог пользоваться своим автомобилем – сейчас по улицам города ездило всего несколько частных автомобилей. Транспорт превратился в огромную проблему. В последнее время пользоваться собственными автомобилями разрешалось только врачам, пожарным и почему-то ведущим актерам и актрисам, метро было ужасно переполнено, к тому же половину станций закрыли. Бензин полностью исчез, а о поездках на такси не могло быть и речи.
– Герр Эйген, эти сигары, «Упманн», они были несвежие.
– Мне очень прискорбно слышать это, герр штандартенфюрер Вегман. Вы держали их в хумидоре[11], как я вам советовал?
– У меня нет никакого хумидора и…
– В таком случае я постараюсь раздобыть его для вас, – сказал Эйген.
Один из офицеров, полный круглолицый группенфюрер СС[12] – его звали Йоханнес Коллер – негромко захихикал. Он показывал товарищам французские фотооткрытки, тонированные сепией. Он быстро убрал их в нагрудный карман своего кителя, но не прежде чем заметил, что Эйген увидел их: это были старомодные порнографические картинки, на которых в различных непристойных позах изображалась статная женщина, одетая только в чулки и пояс с застежками.
– Нет, прошу вас! Они были несвежими, уже когда вы дали их мне. Я даже подозреваю, что они не с Кубы.
– Они с Кубы, herr kommandant. Скручены на обнаженных бедрах юных кубинских девственниц. Вот что, возьмите-ка еще одну, с моими наилучшими пожеланиями. – Молодой человек сунул руку во внутренний карман и извлек бархатный мешочек, содержавший несколько сигар, обернутых в целлофан. – «Ромео и Джульетта». Я слышал, это любимые сигары Черчилля. – Чуть заметно подмигнув, он вручил одну сигару немцу.
Подошел официант с серебряным подносом, полным канапе.
– Господа, pate de foie gras?[13]
Коллер быстрым движением схватил сразу два бутерброда. Даниэль взял один.
– Это не для меня, – с ханжески постной миной объявил Вегман, взглянув сначала на официанта, а потом на стоявших вокруг него. – Я больше не ем мяса.
– Да, в наши дни его нелегко достать, не так ли? – заметил Эйген.
– Дело вовсе не в этом, – ответил Вегман. – Знаете ли, достигнув известного возраста, человек должен стать травоядным существом.
– Да, и ваш фюрер вегетарианец, ведь правда? – сказал Эйген.
– Совершенно верно, – гордо согласился Вегман.
– Хотя иногда он проглатывает целые страны, – небрежно добавил Эйген.
Эсэсовец смерил его негодующим взглядом.
– Вы, кажется, способны все и вся вывернуть наизнанку, герр Эйген. Может быть, вы сможете придумать что-нибудь, чтобы преодолеть нехватку бумаги здесь, в Париже.
– Да, и это может свести с ума ваших бюрократов. А что еще требуется протолкнуть?
– Все в наши дни просто никуда не годится, – присоединился к разговору группенфюрер Коллер. – Сегодня мне пришлось перепробовать целый лист почтовых марок, прежде чем я нашел одну, которая приклеилась к конверту.
– Вы, друзья, все еще используете марки с головой Гитлера?
– Да, конечно, – подтвердил Коллер, еле сдерживая недовольство поворотом разговора.
– Так, может быть, вы облизываете не ту сторону, а? – подмигнув, осведомился Эйген.
Группенфюрер СС покраснел, неожиданно услышав такой намек, громко откашлялся, собираясь с мыслями, но Эйген снова заговорил, прежде чем он успел придумать ответ:
– Конечно же, вы совершенно правы. Французы просто не в состоянии довести качество до стандартов немецкой продукции.
– Вы говорите как настоящий немец, – одобрил Вегман, – несмотря даже на то, что ваша мать была испанкой.
11
Хумидор – специальная коробка для хранения сигар, где они приобретают определенную влажность.