— Кир, я хотел бы беспрестанно молиться, как говорил святой Павел, но я хочу делать это правильно, стоя на коленях в келье, — сказал он. — А стоя здесь, под палящим солнцем, и намывая горшки, я не могу следовать этому святому призванию.
Кир расхохотался. Заратан вопросительно посмотрел на него, не понимая, что смешного нашел брат в его высказывании.
Из-за стены монастыря появилась Калай, монастырская прачка, со своей помощницей Софией. Если София казалась черноволосым чертенком из города, откуда приходила каждый день, чтобы помогать Калай, то сама Калай была рослой гибкой женщиной с волнистыми рыжими волосами и лицом, красота которого могла бы поспорить с красотой легендарной Магдалины.
Заратан посмотрел на нее и сглотнул, издав странный звук.
— Я не понимаю, почему авва Пахомий позволяет ей жить здесь, — прошептал он. — Она шлюха. А может, вообще демон.
Кир нахмурился, сдвинув темные брови.
— Она прачка. Или ты предпочел бы сам стирать свою одежду? Я-то думал, что ты ценишь каждое мгновение, чтобы молиться без перерыва.
Заратан поглядел, как Калай спускается к реке. Серое платье развевалось, облегая ее ноги.
— Она действительно пугает меня, Кир.
— Она пугает всех нас, брат. Но это не ее вина, а наша.
Хорошо хоть, что ей не позволялось общаться с монахами.
Она жила в отдельной хижине в одиночестве, ела отдельно от всех, ей не позволялось говорить с кем-либо, кроме брата Ионы, который приносил и уносил белье и одежду.
Не сводя глаз с Калай, Заратан взял следующий горшок.
— Ой! — вскрикнул он, когда горшок выскользнул из его мокрых пальцев.
В следующее мгновение горшок ударился о землю и разбился. Осколки разлетелись в разные стороны.
Иона явно услышал это. Стоя на поле, он выпрямился, потянулся, разминая уставшую спину, и зашагал по мягкой земле в сторону Заратана.
— Теперь я буду мыть горшки весь остаток жизни, — сказал Заратан. — Это у меня уже третий за неделю.
— Тебе просто надо научиться сосредоточивать свое внимание. Используй для этого молитвенный шнурок, и ты увидишь, что это очень помогает.
Иона подошел к ним в тень пальмы. Сначала он зачерпнул себе воды ковшом.
— Вижу разбитый горшок, — сказал он, выпив воду до последней капли и повесив ковш обратно на кувшин, не глядя на Заратана.
— Я уронил горшок, брат, — сказал Кир. — Прости меня. Это полная беспечность. Надо было вытереть руки, прежде чем брать его.
Он склонил темноволосую голову, всем своим видом выражая стыд.
Заратан посмотрел на Кира расширившимися глазами.
Иона переводил взгляд с Кира на Заратана и обратно. Его губы слегка изогнулись. Он не мог просто спросить Заратана, правда ли это, поскольку подобным вопросом мог вынудить его ко лжи и таким образом сам совершил бы греховное деяние.
— Я приму любое наказание, которое ты мне назначишь, брат, — не поднимая взгляда, сказал Кир. — Обещаю впредь быть более аккуратным.
Иона задумчиво поскреб свою всклоченную каштановую бороду.
— Я не вправе наказывать тебя. Оставлю это на усмотрение брата Варнавы.
— Варнавы? — удивленно воскликнул Заратан. — Еретика?
Иона грозно нахмурил кустистые брови.
— Брат Варнава помог авве Пахомию построить этот монастырь. Он провел здесь больше двадцати лет и проявил себя как, возможно, самый преданный и уж точно самый ученый из наших монахов. То, что он оставляет место для компромиссов в толковании текстов, не означает, что он еретик. Наверное, правильнее будет назвать его прагматиком.
— Что ж, — начал Заратан, развернув грудь колесом, — посмотрим, что будет, если синод епископов, собравшийся в Никее, решит…
— Спасибо, брат, — перебил его Кир.
Это задело Заратана, который еще только начал свою тираду.
— Мы знаем, что брат Варнава — очень святой человек, — добавил Кир.
Иона хмуро глянул на Заратана.
— Можете оба идти к брату Варнаве. Немедленно. И запомните хорошенько: брат Варнава никогда не назначит наказание, которое отказался бы понести сам. Если он скажет вам месяц драить полы, будьте уверены, он проведет этот месяц рядом с вами, стоя на коленях и занимаясь тем же. И пусть знание об этом станет вашей ношей. И сохраняйте молчание до тех пор, пока он сам к вам не обратится, — добавил Иона, уже развернувшись, чтобы уйти.