Но в армию я всё-таки сходил.
В конце концов я устроился на работу. Я ходил по разным фирмам, и все умоляли меня, чтобы я там поработал, но я гордо отказывался, потому что я человек творческий и работа мне нужна такая же. И вот теперь я работаю на компьютере. Компьютер — это такая штука с телевизором (в который я смотрю) и клавиатурой (в которую я тыкаю пальцами). И что самое удивительное, вот за то, что я тыкаю пальцами, — мне и платят деньги. Называется это — программирование. Здорово, правда?
Почему-то до настоящего момента ещё никто так и не удосужился написать мою биографию, и этот факт чрезвычайно удручал меня на протяжении долгого периода времени. Но, в конце концов, если биографы сами не понимают, в чём их счастье, то это их головная боль. И я решил написать свою биографию сам. Всё, что вы только что прочли, — это лишь начало многотомного труда. Копирование и использование данного материала в коммерческих целях — чревато разнообразными последствиями (от обращения за защитой в Организацию Объединённых Наций до тривиального битья морды, хотя за пиво можно и договориться).
Иван Наумов
О себе
Бывает же так, что давно забытые детские мечты вдруг странным образом начинают реализовываться? Так со мной и произошло.
Лет с двух-трёх начал читать и к пяти уже был уверен, что стану писателем. Первые опыты — всегда подражание. Любимому автору, любимой книге. Попытка сделать «ещё интереснее». Я продумывал сюжеты великих романов и многотомных эпопей, которые мне предстоит написать, — хотя дальше оглавления дело обычно не двигалось. Но я был спокоен, потому что уже знал всё про своё будущее.
В этой спокойной уверенности доучился до восьмого класса. И понял, что Литинститут — недоступная горная вершина, а у меня не то что альпинистского снаряжения, а даже подходящей обуви для прогулок на природе нет. Тогда для поступления надо было представить печатные работы — или изданные книги, или хотя бы что-то в сборниках или солидных журналах. А у меня даже толком законченных рассказов не имелось — одно только детское желание.
Тогда мы с мамой (она всегда поддерживает меня в подобных начинаниях) решили, что журфак МГУ — почти полпути к Литературному институту. То, что это не совсем так, выяснилось уже в ходе моего обучения в ШЮЖе — Школе юного журналиста. Всё было здорово, пока летом после девятого класса я не попал на практику в газету. Там мне быстро объяснили, что такое прогибаться,и журналистика автоматически выпала из числа моих насущных интересов.
Поскольку с математикой и физикой дела обстояли ничуть не хуже, чем с литературой, год спустя я обнаружил себя студентом МИРЭА, славного разгильдяйского института на Юго-Западной. Там мне легко и необидно доказали, что не такой уж я и умный, поставив на первом экзамене двойку по физике, а на втором — тройку по высшей математике. Что, впрочем, не помешало мне вполне прилично доучиться и присвоить себе гордое имя инженера-оптика. Надо сказать, что сегодня изо всех научных премудростей вспоминается лишь магическая фраза: «Дырки Бенета, сходясь, образуют провал Лэмба». Одна, зато красивая и загадочная.
Поскольку в лаборатории, где мне предлагали задержаться после защиты диплома, работа заключалась в ожидании особо ценной гайки для подставки лазера, которую уже полгода выпиливали на каком-то секретном заводе, я счёл возможным отказаться. И пустился в плавание по незнакомому миру.
Надо сказать, что к тому времени, помимо мирэашной корочки, которая так никогда и не пригодилась, у меня имелся ещё один навык — я выучил эсперанто. Сейчас это может показаться смешным преувеличением, но подобное специфичное знание определило всю мою дальнейшую жизнь.
Во-первых, в среде эсперантистов (а это отдельная тема для разговора) я познакомился со своей будущей женой.
Во-вторых, я стал всё чаще писать стихи, и те из них, что «не по-русски», заранее были обречены на определённую известность. Меня почти сразу стали публиковать, приглашать на литературные вечера, цитировать. Безусловно, это было приятно и помогло устранить многие комплексы начинающего литератора.
В-третьих, я загорелся идеей Движения — сделать эсперанто «вторым для каждого, общим для всех» — и надолго погрузился в кипучую общественную жизнь. Даже со старшей дочерью до шести лет я вообще не разговаривал по-русски, что неизбежно заставляло не только говорить, но и думать на чужом языке.
В-четвёртых, через пару месяцев после окончания института, в апреле девяносто второго, я стал сотрудником компании, специализирующейся на зарубежном туризме. Как агенты неведомого государства, мы разыскивали по всему миру такие же фирмы, где всем заправляли эсперантисты, и на базе этих отношений выстраивали весьма интересные поездки. К примеру, мы первыми предложили соотечественникам готовое кругосветное путешествие…
А в-пятых, эсперанто, точь-в-точь как написано во всех рекламных брошюрах, послужил мне мостиком ко всем прочим языкам. Языковой барьер рухнул, и я начал много читать по-английски, по мере надобности — для работы — подтягивал финский и шведский, турецкий, итальянский, французский. Не стремясь к совершенству, но доводя знание языка до уровня базового общения. Мой отец обычно говорит: «Человек проживает столько жизней, на скольких языках говорит». Что ж, я жадный!
В девяносто пятом вышел сборник моих стихов «Музыка — это сны / Plejo (Самое)». Не в силах определиться, какая часть — русская или эсперанто — должна стоять первой, я нарисовал две обложки, и получилась вполне политкорректная книжка-перевертыш, начинающаяся с обеих сторон сразу.
А потом наступил долгий, почти десятилетний, период, когда моя «творческая составляющая» оказалась порабощена предпринимательством. Если существует та штука, которую называют «жизненный опыт», то я получил её там. Работая уже в другой фирме, мы начали открывать зарубежные представительства, «строить бизнес», сражаться с конкурентами, привлекать клиентуру. Боролись с воровством подчинённых, находили компромиссы или цеплялись за своё до последнего, обходили, не нарушая, законы десятка государств и нарушали там, где нельзя было обойти. Мотались по Европе и городам России, засыпали за рулём, работали от рассвета до рассвета и ощущали, что делаем не только деньги для себя, но и полезное дело для тысяч людей.
Но энтузиазм не может полыхать вечно. Понемногу всё устаканилось, успокоилось. Кавалерийские атаки середины девяностых перестали приносить пользу в эпоху бетонированных линий обороны начала нового века. Да и мы посолиднели, заматерели. Обросли семьями, детьми, привычками, капризами. Прошёл раж, но творческая энергия никуда не делась. И попросила выхода.
Как это случилось со многими моими новыми знакомыми, толчком послужило предисловие к «Гаджету» Сергея Лукьяненко — оттуда я узнал о сетевых литературных конкурсах. Терпеливо ждал полгода, желая попробовать сыграть. Всегда хочется быстро получить оценку того, что делаешь, и конкурсы казались подходящим полигоном. Когда мой первый за двенадцать лет рассказ не вышел в финал и занял сто какое-то место из пятисот, я удивился… Да нет, я просто был шокирован — как же так, гениальное произведение не оценили по достоинству!
И дальше был «пристрелочный» год, когда с каждым разом я понимал лучше и лучше, что не всё, что крутится в голове, может быть адекватно воспринято за пределами этой головы. Что читатель не обязан терпеть, если автор пытается излить в текст свои внутренние проблемы. Что сюжет и идея должны определённым образом соотноситься — иначе получится пустышка или заумь. Фантастика как способ видения мира даёт автору право моделировать ситуации, невозможные в обыденности. Но и налагает ответственность: мир рассказа должен быть интересным, вкусным и непротиворечивым, иначе сюжет и идея будут бледно выглядеть на фоне картонных декораций.
Я искренне рад, что «потерял» больше пятнадцати лет с того момента, как закончил первую повесть. Перерыв, кажется, пошёл на пользу. Теперь мне есть «о чём поведать миру».
А детскую мечту — поучиться в Литературном — я осуществил уже будучи взрослым. Прекрасные преподаватели Высших литературных курсов дали мне очень многое. Без изумительных лекций по философии, эстетике, истории, теории литературы, возможно, и не появились бы некоторые из моих последних рассказов.