В Воронеже Михаил женился на студентке мединститута Тамаре Кунченко. У них родилась дочь. Никита попросил назвать ее Клавдией, в честь своей матери. Девочка, как ему казалось, была похожа на Клавдию Петровну: такая же кареглазая и на щечках ямочки, а вот какой будет цвет волос, покажут годы.
В церкви Святого Георгия девочку окрестили. Никита стал посаженым отцом. Домой писал редко, и об этом событии лишь упомянул. Из Чечни письмами не баловал — послал только одну открытку: поздравил родителей с Новым годом, а заодно и с Новым веком. Но ни слова ни полслова, что воюет и что награжден российским орденом «За личное мужество».
Командир погиб на минном поле. В конце мая, когда предгорья Главного Кавказского хребта покрываются молодой зеленью. Саперы капитана Калтакова снимали дистанционные мины. Операцией руководил сам командир.
Басаевский снайпер, как предполагали наблюдатели, засел в груде камней на противоположном склоне заросшего дубняком ущелья. Зачистка местности ничего не дала: ни боевиков, ни их следов — чисто. Но как только саперы вышли на минное поле и углубились в работу, пуля угодила командиру в голову.
Выстрела никто не услышал. Видимо, у снайпера винтовка была с глушителем. Откуда был выстрел, тоже никто не понял. Повторно произвели зачистку. И опять никого не обнаружили. Стреляли из ущелья, где даже в солнечный день царит предвечерний сумрак.
Капитан умер не сразу. В госпитале он пришел в сознание, увидел склоненного над ним прапорщика Перевышку, прошептал:
— Не оставь Тамару…
Это были его последние слова.
Гроб с телом капитана сопровождали до самого Воронежа прапорщик Перевышко и четыре солдата из саперной роты. Никита передал слова покойного. От себя добавил:
— Я тебя, Тамара, никогда не оставлю.
Бледная, как обескровленная, она выслушала его молча и, как тогда показалось Никите, не придала его словам значения, восприняла их как утешение.
Вернувшись в Чечню, Никита не находил себе места. Он чувствовал себя виновным в гибели друга. Ведь ничто не предвещало опасности: весь склон, откуда последовал выстрел, был истоптан солдатскими сапогами, осмотрены все расщелины, где мог бы затаиться снайпер. Было больно осознавать свою непростительную оплошность: после зачистки нельзя было притуплять внимание к этому проклятому склону. Боевик, несомненно, следил, как только федералы после зачистки покинут склон, заранее облюбованную позицию займет снайпер.
Только фронтовики знают, что такое лишиться надежного друга, не однажды проверенного в бою. Душа горела местью.
Русский человек по природе не мстителен, а русским Никита считает себя с тех пор, как надел погоны солдата Советской армии. Дома он говорил, как говорят на Слобожанщине, русские слова с украинским произношением, и это неистребимое «шо» выдавало в нем слобожанина.
Никто над ним не подтрунивал ни в глаза, ни за глаза. Крепкая коренастая фигура как бы подчеркивала, что в лице этого почерневшего под южным солнцем прапорщика легко угадывается старшина подразделения. У командования за ним давно уже закрепилась слава мужика хозяйственного, прижимистого, в меру хитрого и немногословного. Он знал себе цену, берег авторитет командира, не любил красоваться перед начальством. Но если что делал, делал основательно, добротно. Особых подвигов за ним не числилось. Он служил, как служит большинство контрактников: на работу не напрашивался и от работы не увиливал. Что приказывали, то и выполнял.
В этот раз никто ему ничего не приказывал. Он поклялся себе отомстить за смерть командира и друга. В тайну операции посвятил своих начальников — командира полка и командира батальона. На операцию подобрал двух опытных саперов. На них он надеялся, как на себя. Один из них — сержант-подрывник Генрих Геллер, не пожелавший с родителями выехать в Германию, когда была мода на массовый выезд немцев, остался в России, на своей родине, второй — рядовой Кияшко — из донских казаков, умевший стрелять из автомата не хуже дивизионных снайперов.
С наступлением темноты они буднично покидали городок. В роте считали, что прапорщик с сержантом Геллером и рядовым Кияшко дежурят по комендатуре. Но в комендатуре их никто не видел, как не видели и на дороге недалеко от городка, где стоял грузовик, принадлежавший саперной роте.
Грузовик стоял со вчерашнего вечера. Случайные пешеходы заглядывали через борт. Ребятишки попытались даже открыть ящик. Там оказались противотанковые мины. Оставленный без присмотра грузовик никого не удивил. Бывало, что оставляли на дороге и БТРы. Любая техника ломается, и не всегда вовремя удается ее отбуксировать в ремонтную мастерскую.