Уже перед самой войной Непраны так разбогатели, что местная власть вынуждена была их опять раскулачивать: распаханную землю — песчаный косогор — вместе с лошадьми и коровами передали колхозу «Красный самоед». Раскулаченных дальше на север отсылать было некуда — дальше были Белое море и Северный Ледовитый океан.
Непраны стали колхозниками Северного края, на южном берегу Белого моря, почти в дельте Северной Двины строили город Молотовск. Сначала это было скопище лагерей, даже колючей проволокой не обносили. Побегов почти не было. Зэков обнадежили: кто проявит себя в ударном труде, получит свободу и паспорт гражданина, с таким паспортом можешь отправляться хоть на северный берег Черного моря. Но никто никуда не уехал: вчерашних зэков прельщали высокие заработки на строительстве военно-морской базы.
Самый младший Непран — Максим — стал лучшим сварщиком Северного края, к нему ездили учиться даже с Украины. Сам академик Патон прислал ему благодарственное письмо с приглашением получить работу в Киеве.
На своем родном заводе Максим получил звезду Героя Социалистического Труда. Уже после войны его перебросили в Комсомольск-на-Амуре. Там его засекретили, и для сельчан Сиротина он исчез с горизонта. Остальные Непраны покинули Обозерскую. В Сиротино никто не вернулся. Время словно вычеркнуло их из памяти села.
На Слобожанщине первым председателем колхоза, которому скоропалительно дали название «Червона культура», стал батрак помещика Шандраголова Никифор Пунтус, прадед Алексея Романовича Пунтуса. Трех председателей вырастила эта семья. Они умели руководить себе на пользу, и люди были вроде не в обиде. Привыкли, что над ними есть хозяин. Вечно сетовали на жизнь: плохо живут. А вот как жизнь переиначить, чтоб избавиться от Пунтусов, — об этом думали, но каждый по-своему.
В Сиротине верховодили Пунтусы, многие сельчане пытались переехать в другие села, но везде были свои пунтусы, диктовали свои правила. И получалось, что лучше никуда не рыпаться. Человек — это же птица, у которой вырастают крылья вместе с мечтой о полете. Вот и Максим Непран мечтал, даже будучи ссыльным. Ссылали его родителей. Он был подростком. С ним дружил его ровесник Андрюшка Перевышко. Но вместе они были недолго: жизнь их разлучила — Непранов сослали в Архангельскую область, на Об-озеро, семья Перевышек в середняках числилась, никого не интересовала.
На друзей — Максима и Андрюшку — обратил внимание Сергей Иванович Непран, дед Максима. Разговор начал издалека, дескать, хорошее дело дружба, а вот в жизни, чтобы чего-то достичь, не нужно бояться работы, причем любой.
— А мы и не боимся, — сказали друзья.
— Время такое, хлопцы, — продолжал Сергей Иванович, — что выжить смогут и преуспеть только крепкие работники.
И еще он что-то говорил, Андрей не запомнил, но вот эти слова врезались в память до старости лет.
Вскоре семью Непранов отправили еще дальше на Север. Так неожиданно друзья расстались, и больше им свидеться не довелось. Но свиделись их внуки при необычных обстоятельствах, притом далеко от Украины.
За все эти годы — довоенные, военные и послевоенные — выросли три поколения сиротинцев. Как и Пунтусы, плодились и размножались Перевышки. Село было как пересыльный пункт: одни приезжали, обычно с Прикарпатья, где земля была скудная, другие уезжали, обычно на Донбасс, на шахты, где хорошо платили. В Сиротино уже не возвращались.
Прадед Андрея Даниловича вслед за Пунтусами вступил в колхоз. На все Сиротино оказалось две семьи — Пунтусов и Перевышек, которые весь двадцатый век не покидали землю своих предков, а если и отлучались, например, в эвакуацию, то ненадолго. Данила Данилович Перевышко, дед Андрея Даниловича, в октябре сорок первого угонял за Волгу колхозное стадо элитных коров. В декабре сорок третьего, когда Донбасс и вся Слобожанщина были освобождены от оккупантов, в село вернулась только половина стада — около двух десятков сентименталок да столько же молодняка. И тех пришлось по распоряжению обкома партии распределить по колхозам — повсеместно наращивать поголовье.
Зима и весна сорок седьмого года разразилась на Слобожанщине свирепой голодовкой. Из-за прошлогодней засухи кормов оказалось мало, до зеленой травы не дотянули. Свеклу, заложенную в бурты, людям выдавали на трудодни. Колхозным коровам доставалась только черная солома, снятая с коровников. Стадо почти загубили.