Вчитайтесь в глубокомысленную учёность этих строк. Обратите внимание на то, с какой точностью зафиксировано время, на «глубокое» знание повадок кур, на традиционное указание предшественника и на многозначительное название этого «научного труда»…
Вы скажете — это пародия. Тем более что имя претендента на «великое открытие» так похоже на имя Журдена, персонажа мольеровской комедии «Мещанин во дворянстве», невежды, пытающегося прослыть образованным человеком. Но история с Бижурденом не пародия!
Такое сообщение действительно было выслушано членами Французской академии наук. Пожелтевшие за сорок лет страницы одного из наиболее авторитетных научных журналов свидетельствуют, что учёные мужи слушали сообщение Бижурдена! Более того, месье Бижурден был членом Французской академии наук, иначе после его фамилии была бы указана фамилия академика, представившего коллегам его труд. Так принято в академической практике.
Это «открытие» состоялось всерьёз! Самое курьёзное, на мой взгляд, даже не то, что его автор — один из членов Французской академии наук, а то, что доклад об этом открытии выслушали и приняли к печати остальные члены прославленной академии! И мудрецам свойственны капризы и прихоти.
ХОББИ
Заблуждения не покидают нас никогда.
Атмосфера здесь фиолетовая
Человек ушёл из жизни, а его дом,
вещи, которые он собирал, расставлял, развешивал по своему вкусу, понятию гармонии и уюта, стойко хранят черты его духовного облика.
С особой остротой я почувствовала это в Веймаре, в домах-музеях трёх великих людей: Шиллера, Листа и Гёте.
Пропитанный артистизмом, утончённостью, выдающий капризную, вдохновенную душу хозяина, дом Листа лучше всяких справочников и путеводителей рассказывает о бурной, прихотливой жизни артиста и композитора. Красноречивы и онемевший рояль, и золотая дирижёрская палочка, и затихшая гостиная, свидетельница триумфа и восторгов, теперь закутанная в траур тяжёлых штор. Здесь витает тень великого музыканта.
Дом Шиллера, не умеющий скрыть стеснённых обстоятельств последних лет жизни поэта… Вас осеняет нежность, задумчивость, печаль.
И большой, бюргерского вида дом Гёте — удивительный, озадачивающий, разочаровывающий, настораживающий.
Здесь всё сбивает с толку, здесь неуместен привычный образ великого человека, заложенный в каждом из нас со школьных лет. Неужто в этих покоях жил поэт, писатель, мудрец?
Чопорность, тяжёлая роскошь многочисленных комнат мешают представить себе здесь романтичного Гёте. Они больше пригодны для вельможи… Впрочем, Гёте и был вельможей, придворным при своём государе. Мраморные скульптуры далеко не изысканного вкуса, безделушки, собранные во время путешествий, картины — всё это аксессуары раутов и приёмов, где царил государственный деятель, тайный советник Саксен-Веймарского герцогства фон Гёте.
Но неожиданно вы попадаете в закуток, словно предназначенный для прислуги. Контраст между ним и парадными покоями ошеломляет. Простота до убожества, лаконичность до нищеты. В обстановке — обнажённая необходимость. Длинный дощатый стол, старое кресло с деревенским простым пледом. Тут работал Гёте-поэт. Здесь, по преданию, семидесятичетырёхлетний старец, влюблённый в юную Ульрику, заканчивал гениальную «Мариенбадскую элегию», последнюю лебединую песнь любви.
Вдоль стен — грубо сколоченные стеллажи, на них нехитрая научная аппаратура, призмы, линзы и огромное количество минералов. Тут трудился Гёте-учёный.
Именно здесь вдруг вспоминаются слова Стефана Цвейга, неожиданные для образа Гёте, любимца и поклонника красивых женщин, художника, острослова, остроумца: «Замкнутый, суровый, педантичный старик, в котором поэзию почти вытеснила заскорузлая учёность».
Здесь, в своём рабочем кабинете, сняв парадную одежду и ордена, остыв от дипломатии, лести, притворства, Гёте размышлял над загадками бытия, взаимосвязью явлений природы и пытался понять тайну цвета.
Аппаратура для научных исследований говорит о том, что Гёте не только любовался минералами, но применял их для изучения законов распространения света. Он даже создал свою теорию цвета, противопоставив её ньютоновой.
Увлечение Гёте проблемой цвета началось в Италии. Ослеплённый обилием солнца, горячих, ярких красок, Гёте много рисовал, общался с художниками, старался постичь их умение добиваться чистых тонов, различных цветовых нюансов, которым виртуозно владели итальянские мастера. Но Гёте не удовлетворяло подражание, он искал понимания законов цвета. Он был наделён интуицией исследователя, поэтому стремился овладеть не только итальянской техникой живописи, но и умением добиваться определённых цветовых эффектов путём смешивания красок. Он пытался проникнуть в тайну тёплых и холодных тонов, понять связь цвета и вызываемого им настроения. Гёте интересовали законы, формирующие в человече-ском глазу ощущение цвета.