Позже французский художник Шарден скажет: «Художник пользуется красками, но пишет чувством, ощущением». Он имел в виду, что настоящий художник вкладывает в картину сердце и выражает в ней эмоциональное отношение к изображаемому предмету. Шарден хотел сказать и то, что каждый художник обладает собственным видением, ощущением атмосферы, окутывающей предмет.
Цветовая атмосфера — не пустой звук. Её ощущают все люди, только в разной степени. Недаром победу, радость связывают с красным цветом; мечту, надежду — с голубым.
В наши дни дизайнеры, врачи и психологи совместно обдумывают окраску цехов, машин, мебели, приборов, тип освещения для жилых и производственных помещений. Доказано, что правильный подбор красок, яркость света повышают производительность труда, уменьшают травматизм и способствуют сохранению здоровья и хорошего настроения.
Место цвета в жизни человека, значени
Скрябин пытался объединить музыку с цветом, создать цветомузыку: вместе с нотной строкой он давал указания о характере освещения в зале. Однажды, проигрывая «Прометея» и не поняв значения слов «tastiera per luce», придуманного Скрябиным цветового сопровождения, Рахманинов спросил его: «Какого цвета эта музыка?»
Скрябин обиделся: «Цветная не музыка, а атмосфера, окутывающая слушателей… Атмосфера здесь фиолетовая…»
Гёте против Ньютона
Размышляя о тайне цвета, Гёте прежде всего искал ответа в научных трудах.
Так он столкнулся с утверждением Ньютона, что белый цвет образуется при смешении семи цветов радуги. И Гёте, конечно же, не поверил этому. Гёте родился через два десятилетия после смерти Ньютона. Кульминации их жизней разделяло столетие. Но и во времена Гёте — конец XVIII и начало XIX века — господствующим сохранялось мнение, что белый и чёрный цвет — две неделимые ипостаси. Многие физики и философы и после Ньютона продолжали считать их фундаментальными понятиями. Представление о чёрном и белом как о полярных сущностях было основой послекантовской натурфилософии: природа обусловлена противоположными силами. В их числе — свет и тьма, чёрное и белое. Утверждение Ньютона, что он расщепил белый свет на семь составляющих, Гёте воспринял как вызов законам природы.
Нельзя сказать, что Гёте спорил, не попытавшись разобраться в работах Ньютона. Он несколько раз хотел пойти на демонстрацию знаменитого опыта Ньютона по разложению белого света. Но опыт этот ставили только в солнечные дни, а Гёте в такие дни никак не удавалось попасть в университет.
Когда Гёте вернулся из Италии в Веймар, он решил сам провести эксперимент. Но у него не оказалось подходящей аппаратуры. Тогда он обратился к своему другу, гофрату Бюттнеру, и одолжил у него оптические приборы. После затянувшегося отсутствия Гёте ждало много неотложных дел, и он долго не мог собраться осуществить свое намерение.
Но однажды Бюттнеру срочно понадобились его приборы и он послал к Гёте нарочного. Гёте не любил расставаться с вещами, не использовав их, и, попросив посыльного обождать, приступил к опыту.
Взяв стеклянную призму, Гёте подставил её солнечному лучу, бьющему из окна, и стал смотреть на белую стену напротив окна. Ньютон утверждал, что, пропустив луч белого света сквозь отверстие в ставне и поставив на его пути призму, он наблюдал на белом экране спектр из семи цветных полос. Гёте ничего подобного не увидел. Он рассердился. Ну конечно, как он и думал, никакого разложения света не происходит! Ньютон всё выдумал…
«Утверждение Ньютона — чудовищное предположение, — писал впоследствии Гёте. — Да и как это может быть, чтобы самый прозрачный, самый чистый цвет — белый — оказался смесью цветных лучей? Красный, оранжевый, жёлтый, зелёный, голубой, синий, фиолетовый — и это всё слагается в белый?!»
Гёте, по-видимому, невнимательно читал труды Ньютона или просто не смог понять, какую роль в этом опыте играет малое отверстие в ставне. Он не понял, что при ярком освещении и при использовании широких пучков света нелегко увидеть на белой стене радужную полоску. Впрочем, он и не прилагал усилий к тому, чтобы искать её, потому что был заранее убеждён в ошибочности ньютоновской теории цвета. А почему — это тема особого разговора. Об этом дальше.