Хлопаю дверцей, не прощаюсь, и быстрым шагом двигаюсь в сторону дома. Пора освобождать Витьку из запертой квартиры. Ни о чем не думаю, никаких эмоций или переживаний, словно Игорь сумел заразить пустотой собственных глаз. Ни одной мысли, одна лишь усталость.
Заворачиваю за угол и натыкаюсь на… Витька. Друг бежит, лицо злое, пальцы стиснуты в кулаки.
- Куда собрался, атлет?
Приятель аж задыхается от негодования, хочет что-то сказать, но следом за ним вылетает Катька. Так вот кто успел его выпустить - мелкая только вернулась с пляжа, даже свой сарафан переодеть не успела. Сама в песке, а все туда же, сует любопытный нос, куда не следует.
- Брысь домой, сколопендра, - прикрикиваю я на нее.
Ага, как же, послушается она. Катюха встает в позу: упирает руки в боки и презрительно смотрит на меня.
- Кать, иди домой, нам надо с твоим братом поговорить, - говорит Витька и она его слушается. Нехотя, показывая всем видом недовольство, но слушается. Не меня, ее родного брата, а постороннего пацана! Ну хорошо, не такого уж постороннего, Витька она с сопливого детства знает, но все-таки.
- Может тебе ее к себе забрать, - не выдерживаю я.
- А может сестру меньше шпынять будешь? – не лезет за словом в карман Витька. И тут понеслось. Друг целую минуту яриться, обзывает меня всяческими нехорошими словами, некоторые из них прям совсем обидные. Но я молча слушаю, краешком глаза поглядывая в окно первого этажа, где мелькает силуэт тети Маши. Не умеет женщина прятаться от слова совсем. Ей бы у Луцика поучиться, вот кто искусно с тенью сливается, даже там, где ее нет.
Поток слов иссякает, друг начинает выдыхается, и тогда я предлагаю:
- Пошли, на лавочке посидим, а то у соседей сложится превратное мнение о моей ориентации.
Витка бурчит, но идет следом, а тетя Маша провожает нас задумчивым взглядом.
Я специально выбираю место подальше от чужих глаз, возле старой песочницы, изрядно заросшей кустами. Здесь скамейку не сразу разглядишь, только если знаешь заранее. Любимое прибежище местных алкашей и наркоманов.
Садимся на нагретую солнцем деревянную поверхность и молчим. Пока шли, Витька окончательно растерял боевой запал, а я просто хотел спать. Гребаная усталость навалилась непомерным грузом, глаза закрывались сами собой.
- Что там с Гочей? – спрашивает друг.
- Нормально, - понимаю, что Витьке этого недостаточно, и добавляю: - когда подходил, там разборки были: стрельбу слышал, крики, сирену милицейскую. Я сбежал от греха подальше, теперь ему точно не до нас.
- Тольяттинские, - сделал свой вывод приятель, - у Гочи с ними давно проблемы.
Снова молчим. Я чувствую, что он хочет что-то спросить, но не решается. На моего друга это не похоже, обычно болтает без умолка, а тут такая пауза.
- Я не наркоман Витька, если об этом думаешь, - помогаю я ему. Минут назад, он именно так меня и называл. Дескать, вернулся совсем шальной из города, ведешь себя странно.
- Ты себя-то со стороны видел? Придурка Лешу чуть насмерть не забил, еле-еле тебя остановил. И взгляд какой-то, - Витька пытается подобрать правильное слово, но у него ничего не получается. Наконец, он машет рукой и заканчивает фразу: - какой-то не такой.
Насмерть…
- Могу вены показать.
- Пффф, - делает Витька губами и морщится. – Да нужны мне твои вены, может ты нюхаешь или в жопу колешься.
- Задницу я показывать не буду.
- И это радует… У тебя вообще все нормально?
Отрицательно качаю головой:
- Жопа какая-то, Витька.
Грустно улыбаюсь, понимая, что речь снова заходит о пятой точке.
- Насколько все плохо?
Насколько? Нет ни малейшего желания измерять линейкой глубину… отверстия. Хочется завалится в кровать и спать, спать до бесконечности. Голова совсем перестает варить, и слова помимо воли слетаю с губ:
- У тебя такое бывало, что бы девчонка долго нравилась? Чтобы сидело внутри и не отпускало?
- Ты про Светку Кормухину? Ну и горазд про баб думать, когда такое твориться.
Киваю и молча соглашаюсь. А что еще мог сделать, рассказать трогательную историю про девушку с греческим профилем? Что бы Витьку потом зачистили согласно директиве?
Ловинс… Откуда всплыл ее образ, из каких глубин сознания. Неужели трупами навеяло.
Раньше у меня был дом, и была учеба, и между ними всегда пролегала граница. Миры никогда не пересекались, не взаимодействовали друг с другом. И я четко знал: какая-бы дрянь не творилась в другой вселенной, всегда есть родной уголок, где все нормально, где есть родители, вреднючая сестра и Витька. Дружище, которому могу все рассказать, поделиться любыми проблемами и тот обязательно выслушает. Правда, совет даст бестолковый, но то такое, то не важно, потому что на душе легче становится. Становилось… Теперь зараза переползла в родной мир. И от этого хуже всего. Там я выходец из отсталого мира, а здесь наркоман и псих безбашенный. Вопрос лишь времени, когда родители начнут замечать странности и задавать вопросы. Только кому? Останется ли что-нибудь от меня самого к концу выпуска? Если доживу, конечно…