Он улыбается,и гнев в его глазахблестит под звёздами, и тихо так,что слышен запах крови, ещё не пролитой,но закипевшей до предела.В той тишине она сказала в голос,что я напал с угрозами.Что было больно то,что я ей сделал,что принудил и даже протянула пояс,надорванныйколючей веткой. Но, кромеэтой сомнительной улики,я сам себе был обвиненьем.
Пронзён её наветом, стоял с поникшей головою,преступленья тенью.Ведь я не знал тогда, как мир устроен.Наивно промолчал и подавил испуг,хоть уничтожен был её словами,лишь смелость —всё что оставалось.И я старался показать, что нет, не трушунебытия, мучений, боли, пыток.
Гаардвал:
Да, понимаете ли друг,смерть телавсегда имеет в перспективе душу.Но в юности, когда избытоки сил, и соков, кто ж верит в смерть?
Малколам:
Заметь,ты сам назвал небытиё. Тот стражник,что меня убил, спустя мгновенье,его я так и не нашёл.Мы разминулись на кругах реинкарнаций.Я слышал мненье,что он стал ангелом, одним из старших,в конце концов.А если так, то нечего пытатьсяузнать мне имя иль лицо.
Когда сливаются в одну две частиразные души, то ангел новый будет чистот шрамов прошлых злых деяний.Всё что саднит – лишь память о событьях,К нам имя новое приходит, как наитье,освобождая от былых страданий.
Но что вздыхать. По меньшей мере,её охранник был жесток.Но что б она, и с радостью смотрела расчлененье,устроенное этим зверем?Как моё тело, за куском кусококровавле́нный,летело в пропасть? – не ожидал. На их животноевлеченьемоя душа уже глядела, отстранясь,уже покинув оболочку.Как после ими овладела страсть.Как стражник, с ней совокуплённый,рвал ту её накидку в клочья,весь в забытьи, что жизнь он о́тнял.
Я б отомстить ему хотел. Сейчас, сегодня.Хоть это больше память, нежели боль.Века прошли, и ангелу негожеспускаться в месть. На коймне эта справедливость, когда ни человека больше,ни души.А всё же что-то сердце хочет.Воспоминание о зле живёт, першит.
Гаардвал:
Среди всех прочихмоих жизней есть не одна,где я был воином. Однако,рассказ во мне разбередил виденье.Рубакастарый, хижина, крыльцо.В смятеньеженщина с богатойсвитой перед ним остановилась.От свиты отделиласьи к нему бежит, лицомскуластая девчушка,с косичками, лет десяти.Он смотрит пристально в её глаза,под дужкитёмные бровей, и видит в ней себя.Чуть позади —пейзаж: плато, каньона край, и дальше радуга надпропастьюцветным горбом.Ну что сказать?Тот воин – бывший я,но это о другом.Довольно глупости.Как ты заметил, давно уж нет ни тела, ни души.Лишь прошлое живёт воспоминаньем,и то, как будто не про нас.Так что решиммы с перенаселеньем? Точнее, со страннымкачеством к нам приходящих душ?Мы станемделать, как и в предыдущий раз?Опять война, чума, «испанка»?
Малколам:
Спокойно, друг мой. Бери перо и тушь,вот банка,и вот неразрываемый пергамент для приказа.
Давно я размышляю над проблемой.Не так всё худо.Нам нужно маловероятное событие – непобедимаязараза,но из природных компонентов.
Гаардвал:
Ты говоришь про чудо?
Малколам:
Да, но про отрицательное чудо.К примеру, вирус,состоящий из агентов,частей, почти несовместимых,а всё ж, теоретически возможных вместе слиться.
Одномоменто,как в цепочку эшелон,когда б условия невероятные сложились.Такую дрянь, чтоб в воздухе носитьсямогла и, чтоб при этом поражала тяжело,опасною болезньючасть населения,но небольшую, так, процентов десять.
Из заболевших, отобрав немного слабых,тех вовсе насмерть жалить.Внедрим идею эту в голову учёнымкакой-нибудь одной державы,стремящейся к господству.Пусть мысли сами к ним пришли бы, как бы.У Уравненья жизни есть такое свойство.Приглушим пару коэффициентов чёрным,а эти, посмотри, и эти, – поменяем местом.Баланс останется, а чудо – всё. Уже пошлов работу. Поток живогопомельчал у берегов.