- Я не умею готовить и не люблю стирать, и... встаньте, молодой человек, Вы безнадежно перепачкаете джинсы.
- Какое это имеет значение?
- Знамо, какое: если я - Ваша единственная, стирать их придется мне.
Мой аргумент показался ему убедительным, и он сел на противоположную лавку. Глаза его оказались совсем близко, и мне почудилось, что когда-то давным-давно я смотрела в них при досадных обстоятельствах.
- Дело в том, молодой человек, что у меня однокомнатная квартира, и мы прописаны там с братом, который скоро женится. Его невесту зовут Женя.
- Очень хорошо.
- Что хорошего-то? Я не смогу Вас прописать. Подумайте хорошенько. Посмотрите на меня еще раз. Я далеко не ангел. Я храплю во сне. Просто, здесь не совсем удобно спать, а так я заглушила бы рев электрички...
Поезд мчался, монотонно отмеряя километры, и не собирался останавливаться.
- Пора бы доехать, однако, - мысленно вздохнула я.
- Ир, - неожиданно обыкновенным голосом произнес верзила, - Ты меня совсем не узнаешь?
Я сделала глаза, как у рыбы-телескопа, и почему-то принялась усердно отряхивать колени его джинсов, потом, удовлетворенная результатом, спросила: "Я должна Вас узнать?"
- Тебя зовут Ирина Палкина. Мы вместе учились в школе номер семьсот пятьдесят.
И я вспомнила белобрысого зловредного мальчишку с карими глазами и оттопыренными ушами, навешивающего на всех ярлыки со скоростью, которой позавидовал бы самый крутой компьютер. Это он придумал мне прозвище "оглобля", тогда как все ласково величали меня палочкой-выручалочкой. Только сейчас я понимаю, что он мне здорово польстил. Во-первых, потому что я и на палку-то не тянула, скорее, на колобок. А во-вторых, оглобля по рангу выше палки. Так вот с его легкой руки, а вернее языка без костей, меня все в классе стали называть оглоблей. Можете себе представить: идет учитель по коридору и слышит: "Эй! Оглобля, дай задачку списать". Оглядывается в надежде увидеть нечто высокое, стройное и натыкается взглядом на низенькое, упитанное, конопатое существо, то есть, на меня.
А стрельба из рогатки... Нам с подружкой влепили строгий выговор за то, что мы понаставили синяков бумажными пульками Ленке - отличнице. Но наказали нас несправедливо, потому что палили мы по Валерке и его дружку Кольке ответным, кстати, огнем. И не наша вина, что они за эту отличницу прятались.
Да мы, собственно, никогда и не питали друг к другу нежных чувств. Я тогда была влюблена в красивого высокого мальчика из параллельного класса, а он, по-моему, всех девчонок считал ниже своего (метр с кепкой) достоинства и устраивал им (и мне в том числе) разные мелкие пакости. После восьмого класса он ушел из школы, больше я о нем не вспоминала, и вдруг... Надо же, как меняются люди.
Я, впрочем, как была, так и осталась коротышкой. Разве что из колобка превратилась в... спичку. Ма-а-ленькое такое худое нечто. Конопушки, отравившие добрую половину моей юности, куда-то исчезли. Должно быть, в страну солнечных зайчиков. Зато рыжие волосы приобрели каштановый оттенок и стали, пожалуй, единственным предметом моей гордости. Но в наше время, когда ничего не стоит лечь спать брюнеткой, а проснуться блондинкой, никто не обращал внимания на мою шевелюру.
Валерка же из шкодливого мальчишки превратился в громадного качка. Даже уши остепенились и прилипли к коротко стриженому черепу.
- Ты, правда, - старая дева, - поинтересовался он таким тоном, точно все наши сорок лет мы были закадычными друзьями.
- Да иди ты...
- Обычно дамы в подобных случаях грозятся заступничеством благоверных мужей.
- Но ведь это малоэффективно. Где он, благоверный? Зато я, не от мира сего, здесь. Свяжешься, не отмоешься.
- Логично. Но на пьяного урода вряд ли подействует. Не боишься ездить одна в такую поздноту?
- Бог не выдаст, свинья не съест.
- Но ведь есть и другая пословица: "Береженого бог бережет".
- Теперь ты намерен читать мне нотации?
- Боже сохрани! Просто шел мимо. Смотрю, спит дама одна во всем вагоне. Пригляделся, и... ба-а-а!
- А я бы тебя не узнала.
- Мужал на стороне.
- Ну, и как жизнь. Ты, я надеюсь, не старый холостяк.
- Обижаешь, - запыхтел он, полез в потаенный карман рубахи и вытащил фотокарточку счастливой семейной четы: он, она и пара ушастых Валерок лет двенадцати.
- У сердца носишь?
- А как же. Я их, знаешь, сколько ждал.
- Так чего же ты, дон Жуан, несчастный, обнадеживаешь одинокую женщину? Я чуть было не поверила и не бросилась тебе на шею. Одиноких дам отлеплять очень трудно.
- Так уж и бросилась... Угрожаешь что ли?
- Да нет. Как я могу отнимать папашу у таких лопоухих малышей. Если они к тому же и пакостники, каким был ты, то суровая отцовская рука им просто необходима.