Второе объяснение тяги слушателей и читателей к телепатии состоит в следующем. У человека, не разбирающегося в математике, физике, слабо знакомого с основами техники, возникает нечто вроде реакции на тот тон превосходства, который поневоле проявляется популярных статьях, посвященных науке, просто по той причине, что невозможно на нулевом уровне объяснить сложные вещи. У некоторых читателей этой литературы (а таких читателей сейчас много) возникает чувство досады, что они не могут высказать своего мнения по поводу теории элементарных частиц, расчета траектории спутников или структуры ДНК. Когда же речь заходит о передаче мыслей, то здесь каждый чувствует полную возможность принять участие в научном исследовании. Об этой «науке», как им кажется, они способны высказать собственное суждение. Здесь можно спорить, отвергать, соглашаться, даже сделаться экспериментатором. Разумеется, это гораздо интереснее, не говоря уже о том, что предмет парапсихологии непосредственно связывается с его духовной жизнью. Ничуть не удивительно, что любые выступления и статьи в этой области встречаются с несравненно большим интересом, чем обсуждения настоящих научных проблем.
Построив для себя теорию, объясняющую столь чуждую для меня позицию образованных людей по отношению к телепатии и прочей рениксе, я стал воспринимать без раздражения, а лишь с сожалением взрослых людей, обосновывающих свои домыслы вещими снами.
Все чаще я стал задавать себе вопрос: а нужна ли борьба против довольно невинного вздора? На эти мысли меня навели записки примерно такого содержания: что вы ополчились на парапсихологов, дайте людям позабавиться, зачем отнимаете у них игрушку?
Воспитанный, как и большинство людей моего поколения, на утилитаризме если не Бентама, то по крайней мере Стюарта Милли, пропущенном через призму философии Маркса – его взглядов на сущность полезного поступка, – я ранее не сомневался бы в том, что утверждение «знание лучше заблуждения» – есть истина в последней инстанции.
Однако, нет сомнения, пьедестал, на котором стараниями многих мыслителей XIX века был воздвигнут храм пользы, слегка (а может быть, и значительно) поколебался. Все чаще и чаще ставится под вопрос возможность ставить знак равенства между пользой и радостью. То, что знание полезно, вряд ли вызывает у кого-либо сомнение. Но вот идут ли знания и радость рука об руку? Многим кажется, что они чуть ли не исключают друг друга. Считается само собой разумеющимся, что высокие чистые радости являются уделом человека, который романтически воспринимает действительность. На долю рационалиста (сухой – всегдашний эпитет) остаются либо низменные, либо размеренные, лишенные дыхания живой жизни, бентамовские удовольствия.
Это очень распространенная позиция. В качестве типичного примера я приведу без сокращений искреннее письмо читательницы Л. К.
«Недавно я прочла Вашу „Рениксу“. Очень хотелось написать Вам, но совестно было отнимать у Вас время. Но вот наткнулась на Вашу статью в „Литературке“, и подавленное желание всплыло снова, тем более, что, написав статью в газету, Вы ведь совершенно сознательно подвергали себя риску получать читательские письма.
Статья на ту же тему, что и Ваша книжка, – я бы назвала ее взаимоотношением научного познания и человеческих эмоций. Как беспощадно бичуете Вы нас, жаждущих тайн и чудес! И, мне кажется, совершенно напрасно. Я согласна, что люди, посвятившие себя науке, обречены видеть мир так, как Вы требуете от всех, – аналитически, разлагая его на составляющие! Талант обязывает. Но нам, простым смертным, не обремененным знанием (глубоким) естественных наук, которым Вы снисходительно объясняете в двух словах теорию относительности, – зачем нам это?
Ваши слова в заключении показались мне чудовищными: „Надо рушить веру в чудесное и смеяться над пристрастием к сказкам“. Вы пишете, что атеист несомненно, счастливее верующего. Вы были верующим или Вы знаете, что такое счастье? Разве не случались в Вашей жизни моменты, когда жизнь кажется нелепейшим абсурдом, когда вдруг кажется, что теряешь опору под ногами? Во что Вы тогда верите – в теорию относительности или в теорию вероятности? А я, обыкновенный инженер-строитель, верю тогда в самые дурацкие приметы, в сны, но только такие, которые „к добру“, какой-нибудь желтый лист, упавший к моим ногам, обещает мне счастье. Нельзя же без конца резать людям в глаза правду-матку, надо давать им отдушину. И без веры нельзя жить человеку, да ведь и мы все, атеисты, верим в счастливое будущее человечества.
Скучно жить в объясненном, выхолощенном, разложенном на полочки мире. Река, блещущая под солнцем, – хорошо, а в сумерках, таинственная и загадочная, она мне нравится больше. Я далека от того, чтобы звать человечество назад, к невежеству. Колесо истории неумолимо, вот и живут теперь люди, которые едят не яблоко, а железо, и роса на траве для них – жидкость. Поэт говорит: „Все чудо – солнце, весны, зимы, и звезды, и трава, и лес. Все чудо, и глаза любимой – два чуда двух земных чудес“. Конечно, поэтический образ, только границы его у нас с Вами разные.
Пусть ученые разбираются, могла ли исчезнуть вода из закрытых бутылок, – я с удовольствием открою рот перед этим сообщением, но ведь я потом соглашусь с теми, кто мне объяснит, что дело здесь в том-то и в том-то. Конечно, будь все такими, как я, не было бы прогресса и Ньютон просто съел бы свалившееся на него яблоко, а не открыл бы закон всемирного тяготения. К счастью, есть люди с другим складом ума, я их глубоко уважаю, но оставляю за собой право на свой мир, право удивляться. Вы меня не убедили, хотя и очень поколебали доверие ко всяким научным сообщениям, – а вдруг это очередная сенсация; я ведь иногда не в состоянии самостоятельно решить, вписывается или не вписывается это открытие в устоявшиеся, проверенные закономерности.