«Отзвук бегущего лета» — это рассказ, который начался с озарения. Когда япроезжал через Уэстервуд-Виллидж, к нам в автобус впрыгнул какой-то паренек; онбросил плату за проезд в кассовый ящик, пробежал вдоль сидений и нырнул в креслочерез проход от меня. Разглядывая его с нескрываемым восхищением, я думал: божеправедный, будь во мне столько жизненных сил, я бы, что ни день, строчил новыйрассказ, каждую ночь сочинял по три стихотворения, а к концу месяца выдавалполновесный роман. Потом я опустил глаза и увидел подлинный источник егоэнергии: пару отличных новехоньких кроссовок. И на меня вдруг нахлынуливоспоминания о знаменательных днях моего отрочества, когда в начале каждого летамы с отцом шли в обувной магазин и покупали мне новые кроссовки, через которые вменя входила энергия целой Вселенной. Я стремглав бросился домой, сел за стол инаписал рассказ о мальчике, который мечтал о паре кроссовок, в которых можнопромчаться сквозь лето.
Случайно попавшийся мне в Дублине номер «Айриш таймс» навеял тему рассказа «Страшная авария в понедельник на той неделе». В одном из газетных материаловговорилось, что только за тысяча девятьсот пятьдесят третий год в Ирландиипогибло триста семьдесят пять велосипедистов. Поразительный факт, подумал я. Наши газеты такого практически не пишут: у нас принято считать, что на дорогахлюди гибнут только в автомобильных авариях. Занявшись этим вопросом всерьез, ядокопался до причины. В Ирландии счет велосипедам шел на десятки тысяч: людиразгонялись до сорока-пятидесяти миль в час и не могли избежать лобовогостолкновения, а столкнувшись лбами, получали тяжелейшие черепно-мозговые травмы. Но ведь об этом, подумалось мне, никто на свете не задумывается! Наверное, стоитпро это написать. Так я и сделал.
Источником рассказа «Барабанщик из Шайлоу» послужил опубликованный в «Лос-Анджелес таймс» некролог: умер киноактер Олин Хаулэнд, исполнительэпизодических ролей. За долгие годы я посмотрел десятки фильмов с его участием, а теперь перед глазами был некролог, где, в частности, говорилось, что дедактера служил барабанщиком в Шайлоу. Эти слова таили в себе такую магию, такойглубокий смысл, такую печаль, что я, как одержимый, бросился к пишущей машинке иначал стучать по клавишам. Не прошло и часа, как этот короткий рассказ былзавершен.
«Душка Адольф» появился очень просто. Проходя как-то вечером по территориистудии «Юниверсал», я заметил участника массовки, одетого в нацистскую форму, даеще с наклеенными гитлеровскими усиками. Мне стало любопытно: если он начнетразгуливать по студии, а то и выйдет на улицу, как будут реагировать встречные, завидев копию Гитлера? Ближе к ночи у меня был готов рассказ.
Я никогда не имел власти над своими рассказами: наоборот, они имели властьнадо мной. Каждый из них в свой черед настойчиво требовал: надели меня голосом, облеки в слова, дай жизнь, — и я следовал правилу, которым всегда делился ссобратьями по перу: «Оказавшись на краю утеса, прыгай вниз, а крылья приладишь вполете».
В какие только пропасти я ни бросался за шестьдесят с лишним лет: корпелкак безумный за пишущей машинкой, чтобы довести до конца очередной рассказ и темсамым совершить мягкую посадку. А в последние годы я все чаще оглядываюсь назади вижу себя мальчишкой, который торгует газетами на углу и каждый вечер что-топишет, не осознавая, сколь жалки эти потуги. Почему я не отступал, какая силазаставляла меня раз за разом бросаться в пропасть?
Ответ прост до банальности: любовь.
Я стремглав несся навстречу будущему, всем сердцем и душой обожалбиблиотеки, книги и писателей, целиком отдавался работе над собой, чтобы статьтаким, какой я есть, — и просто-напросто не замечал, что не вышел ни ростом, ниумом, ни талантом. Возможно, такое подозрение лишь смутно брезжило в потаенныхуголках разума. Но я не сдавался: потребность писать, творить пульсировала вмоих жилах, как кровь, — и не иссякла по сей день.
У меня всегда была такая мечта: в один прекрасный день зайти в библиотеку, обвести взглядом полки и увидеть там свою книжку, которой с одного бокуподставил плечо Л. Фрэнк Баум или Эдгар Райс Берроуз, с другого — Жюль Верн, аполкой ниже расположились и другие герои моей юности — Эдгар Аллан По, ГербертУэллс. Безумная любовь к этим писателям и к созданным ими мирам, не говоря уже отаких кумирах, как Сомерсет Моэм и Джон Стейнбек, до такой степени меняослепляла, что в этом почтенном обществе я вовсе не чувствовал себя убогимКвазимодо.
Однако с годами я не раз менял кожу и в конце концов превратился вновеллиста, эссеиста, поэта и драматурга. Все эти годы ушли на то, чтобысбросить с себя другие обличья, но той силой, что звала меня вперед, оставаласьлюбовь.
Включенные в этот сборник рассказы характеризуют различные этапы моегодолгого творческого пути. Я глубоко благодарен судьбе за все минувшие годы и завеликую любовь, которая придавала мне силы. Просматриваю оглавление этого тома, и на глаза наворачиваются слезы: здесь собраны дорогие, близкие мне друзья — ангелы и демоны моего воображения.
Все они здесь. Внушительное собрание. Надеюсь, вы согласитесь.