Выбрать главу

— Не нужно лошадей! — вскричал я. — Я отправляюсь в глубокую древность, исследовать действительно ли ты Калимерос!

— Заплатите прежде за бесчестье! — вскричал Капитан-де-Почт, догоняя меня…. Но я уже был за тридевять земель в тридесятом царстве.

— И это потомок великого человека! думал я, пробираясь в Македонию; — о! справедлива немецкая пословица, что счастье глюк, а несчастье унглюк!

Боже мой! в пустынях Гетов, Готов, Квадов, Каттов, почти на том же месте, где Филипп Кривой хотел поставить болвана в честь Геркулесу; почти на том же самом месте, где Александр двурогий приносил жертву Тирасу….

Потомок мирно под дерновой кровлей, Живёт да хлеб жует, И тешится лишь зайчьей ловлей, Да залпом пьет, Да ямщиков бранит и бьёт!

И История потеряла из вида ветвь благородного древа! — что ж смотрели Трог-Помпей, Юстин, Арриан, Плутарх, Квинт-Курций, Египетский Фараон Птоломей, и Аристовул, и Диодор Сицилийский, и Данишменд Фирдевси, и Магомет Эмир Коандшах, попросту Мирконд, и Хамдаллах сын Абубекров, и Низами Хатези, и Ахмед, и Дахелуй, и Абдалрахман сын Ахмедов, и Абдульфараг, и Саид сын Батриков, и Еврей Юзэх-Зон, и все, все, которых знаем и которых не ведаем?

Хотя у Александра не было 115 сынов побочных и трех законных, как у Артаксеркса; но у него были дети Александр и Геркулес — законные, и еще один сын… которого утаила История; но Софокл сказал: «Не скрывай ничего, ибо, всевидящее и всевнемлющее время все откроет». Да, прибавлю я «одно время ткет завесу тайны, а другое тлит ее, и как ни одевай Истину, но ей должно же по крайней мере на ночь раздеваться, или хоть раз в век переменить белье».

Таким образом, прошли 22 столетия, во время которых исчезла ветвь Македонского древа. О, это стоит исследовать… лечу!

Глава V

Торопливость никуда не годится: вместо того чтоб размерять полет — и прибыть в древнюю Историю не прежде сражения при Херронее, я занесся ошибкой к осаде крепости Медона. Едва только я приблизился к палатке Филиппа, как услышал его голос, немного охриплый: —Ура! смелым Бог владеет!

Я вмешался в толпу его свиты, последовал за ним к крепости. Одушевлённое войско, как наводнение, готово было хлынуть на стены…. Филипп продолжал кричать: —Ура! смелым Бог владеет! — бубны гремели, трубы ревели… вдруг Филипп вскрикнул отчаянным голосом:

— Ах, ты Пан Боже! проклятый Эллин, сделал меня на век кривым!

И действительно…. Вообразите, себе ужас всех окружающих Филиппа: стрела неприятельская попала ему не в бровь, а прямо в глаз— в правый глаз.

Не смотря на жесточайшую боль, Филипп сам дошел до своей палатки, — придерживая, как говорит История, обеими руками враждебную стрелу.

Явился врач Критовул.

— Ничего, Государь, ничего, — говорил он, вынимая стрелу из глаза — не бойтесь!

— Как ничего! — вскричал с сердцем Филипп — ничего! остаться с одним глазом во лбу!

— Ничего! продолжал хладнокровно Критовул, — потому что для зрения необходим только один глаз; другой же глаз дан от природы на всякий случай, на пример на подобный случай. В доказательство же я могу представить, Государь, то, что когда стрелок хочет вернее наметить в цель, то один глаз он уничтожает прищуриванием, — и, следовательно, один глаз у человека лишний. Вселенная также имеет одно око; да и целый народ Аримаспы одарены от природы только одним глазом.

— Но вероятно по средине лба? — сказал Филипп.

— Не думаю, отвечал Критовул; сердце одно у человека, но оно с левой стороны; следовательно, и глаз должен быть с левой, как теперь у вашей Светлости.

— Но это безобразит лицо, братец! вскричал Филипп с сердцем.

— Стоит только накатить локоны на всю правую сторону лица, отвечал Критовул.

— Мы все, Государь, в подражание вам, закроем локонами правый глаз, прибавил Клидим, один из придворных.

И наклейте пластырь? — спросил Филипп, устремив левый глаз на придворного.

— И…. пластырь… наклеим….

— Следовательно, и глаз выколете, для единообразия со мною?

— Если, вашей…. Светлости угодно… струсив отвечал придворный.

— Очень рад, очень рад, покажите же пример собою…. Господин Критовул, выколите ему глаз!

Придворный побледнел, бросился в ноги Филиппу.

— Государь, вскричал он, — помилуй! я готов лишиться глаза… но выкалывать… я не перенесу боли.

— Пустяки, любезный друг, что делается добровольно, то не производит ни малейшей боли. Ну! что ж ты? я не люблю, кто отказывается от своего слова! Господин Критовул, принимайтесь за дело.