Признать автора не настолько важно, как признать искусство. Очень сложно творцу жить в обществе, которое всё оценивает по полезности. Лучше всего искусство расцветает при, сказать, беспристрастности, способности прямого наслаждения внутренней ценностью предмета без оглядки на то, что будет завтра. Тому, кто наслаждается шуткой, не нужно доказывать, что она для чего-то нужна. Такова же суть всякого другого искреннего наслаждения шедевром. Борьба за существование, тяжёлый труд воспитывают серьёзность и зацикленность на проблемах, что мешает воспринимать юмор и искусство. Ожидаемые от лучшей экономической системы смягчение внутривидовой борьбы, сокращение рабочего времени, облегчение существования работников не может не обострить вкус к жизни и восхищение окружающим. А случись такое, и можно ожидать стихийного наслаждения красивыми вещами, в том числе и сделанными художниками. Однако ничего подобного нельзя ожидать от одного лишь устранения бедности: требуется распространение чувства свободы, отсутствие чувства угнетения вольного индивида. Я ничуть не ожидаю чувства свободы при диктатуре пролетариата, но некоторые другие формы социализма, которые из теории безвластия заимствуют лучшее, смогут развить это чувство в большей степени, чем способен капитализм.
Смысл прогресса и вовсе состоит в стимулировании творчества, поэтому очень многое (не только материальное) будет зависеть от ускорения темпов смены технологии производства и сельского хозяйства, что уже происходит в последнее столетие. Интерес к усовершенствованию орудий труда станет ещё более осознанным по мере участия в распределении продукции. Но мало кто станет увлекаться техническими новинками так, как увлечены нынешние капиталисты. Если природный консерватизм трудящихся окажется сильнее заинтересованности в повышении выработки, при внедрении новой технологии лучше хотя бы отчасти удержать их от неё в пользу изобретшего её рабочего. Выполнением этого условия можно обеспечить ежеминутную охоту нацгильдий за новыми изобретениями, признание ценности прикладных научных исследований. К каждой инновации будет предъявлен вопрос о возможностях уменьшения рабочего дня или увеличения продуктивности. Чем больше техника обещает досуга, тем надо ожидать знатоков науки и ценителей искусства. Отчуждения творца от обывателя станет намного меньше, чем в наше время, и это неизбежно возбудит вдохновение.
Не думаю, что мы покривим душой, если с учётом этих трёх требований откажем государственному социализму в возможности уврачевать язвы современной культуры; если признаем, что он изъязвит культуру ещё больше. Но при этом гильдеизм и даже синдикализм (при условии потачки неполным сменам) сослужат немалую услугу всему, чем хорош капитализм. Есть определённые риски, но их можно предупредить адекватным признанием ценности свободы. Этим, как и почти всем прочим, обеспечивается наилучший путь к свободе.
8. Мир, каким его можно сделать
В повседневной жизни многих людей страх играет куда большую роль, чем надежда. Люди полны опасениями за собственность, забывая наслаждаться тем, что можно сделать в своей судьбе, и тем, как можно войти в контакт с чужой судьбой.
Мы существуем не для того, чтобы существовать так.
Живущие плодотворно для себя, для своих друзей и для всего мира вдохновлены надеждой и обнадёжены радостью: они воображают себе возможное и способы его достижения. В личных отношениях они не поглощены тревогой потерять уважение и расположение, любовь и почтение они дарят бесплатно и никогда не ищут вознаграждения, которое и так всегда приходит. В своей работе они не тяготятся завистью соперников, а все мысли посвящают предмету труда. В политике они не тратят времени и эмоций на апологию несправедливых привилегий своему классу или своему народу, а пытаются сделать счастливым весь мир; снизить жадность, конфликтность, жестокость человечества; обеспечить рост вырождающимся жертвам угнетения.
Такая жизнь, одухотворённая стремлением к творчеству, а не к собственности, содержит в себе некоторое основополагающее счастье, которое не полностью устранимо неблагоприятными обстоятельствами. Указанный образ жизни предлагают евангелисты и прочие великие учителя. Те, кто этого достиг, свободны от власти страха, ведь самое ценное в их жизни не зависит от милости внешних сил. Если бы все люди собрали в кулак свою смелость и такое ви́денье мира, не дали бы себя деморализовать и разочаровать, то совсем не потребовалось бы никаких политических и экономических реформ, которые автоматически приложатся к преображению каждого человека и не встретят никакого сопротивления. Но даже после того, как весь мир стал называть себя христианским, всё равно истинные последователи Христа подвергаются гонениям. Опыт показал, что лишь немногие способны помогать изгоям ради счастья проявить свои убеждения и подпитать свою творческую надежду. Для преодоления страха недостаточно воспевать мужство и безразличие к страданиям — очень важно устранить причины страха; прожить хорошую, а не успешную в плотском смысле жизнь; предупредить ущерб неосторожным.
Изучение известных нам зол подталкивает к мысли, что все они бывают трёх разновидностей.
Во-первых, это пороки природы вроде смерти, боли и малоплодородности почв.
Во-вторых, пороки характера или способностей жертвы, например, безграмотность, безволие, агрессия.
В-третьих, пороки, зависящие от власти одной личности-группы над другой личностью-группой. Речь не только об отъявленной тирании, но также о препятствовании свободному развитию посредством насилия либо внушения.
Всякую общественную систему необходимо оценивать по выраженности этих трёх разновидностей зол.
Вдобавок между ними нет чёткой грани.
Чисто природный порок представляет собой такое ограничение, что мы никогда не можем быть уверены, что его преодолели: ту же смерть устранить невозможно, однако наука позволяет её отсрочить и довести большинство людей до старости; нельзя перестраховаться от боли, но её можно уменьшить при помощи здорового образа жизни; мы не дождёмся в бездействии каких-либо плодов от грунта, однако сам труд можно сократить и лучше обусловить.
Что касается моральных пороков, то они часто результат психического отражения пороков природных, проявляющегося в виде болезни, но также властных пороков, ведь власть портит и сверхчеловека, и ничтожество.
Да и властные пороки обостряются душевными пороками властелина, также естественными пороками, которым подвержен ни на что не влияющий человек.
Таким образом, все разновидности зла друг с другом переплетены. Но в общем говоря, при той или иной неприятности мы можем выделить ближайшую материальную причину, найти проблему в нас самих или обвинить сложившиеся отношения.
Основной управой на эти пороки являются:
для природных — естествознание;
для душевных — педагогика и свобода следованию позывам, не подразумевающим доминирование;
для властных — экономические и политические реформы, позволяющие свести к минимуму влияние человека на жизнь другого человека.
Мы начнём с третьей разновидности зол, поскольку социализм и анархизм разрабатывались для устранения именно их. Эти две идеи выражают протест против неравенства в благах, порождающего, как им кажется, неравенство в силе. Эту точку зрения прекрасно выразил Дж. Коул:
«Что, хочется спросить, лежит в основе порочности нашего общества и подлежит устранению?
На этот вопрос возможны два ответа, и я уверен, что очень многие ориентированные на благо люди выйдут на ответ неправильный. Скажут, что бедность, когда надо указать на рабство. Сталкиваясь ежедневно с постыдным контрастом роскоши и лишений, чрезмерных дивидендов и копеечных зарплат; с мучительным осознанием бесполезности от благотворительности — что частной, что общественной — так естественно потребовать устранения бедности.