– Погодите! - окликнул его Шерстовский. - Но…
– Хотите поговорить - проходите в дом, - снова повернулся Гурьев. - Не вижу, однако, никаких поводов для разговоров. Я не являюсь ни автором, ни вдохновителем диких россказней, послуживших причиной вашего визита. Посему полагаю излишним и унизительным оправдываться. Вас, вероятно, прислали потому, что вы несли службу при Дворе и могли видеть Наследника.
– Так точно. В Гатчинском полку.
– Ну, разумеется. При всём моём искреннем сочувствии к судьбам бывшего, - он намеренно сделал ударение на этом слове, - Государя и его несчастной Семьи, заявляю вам абсолютно ответственно, что не только не принадлежу к упомянутой Семье, но даже в самом отдалённом родстве не состою с бывшей, - опять подчеркнул он, - Императорской Фамилией. Во всяком случае, не более, чем любой из дворян государства Российского. И это на самом деле всё. Прошу извинить, дел по горло, - Гурьев провёл по кадыку ребром ладони и скрылся в избе.
Шерстовский несколько растерянно посмотрел на сопровождавших его казаков. Один из них нетерпеливо дёрнул подбородком:
– Ну?! Не он?
– Разумеется, нет, - раздражённо пожал плечами Шерстовский. - По возрасту - вероятно, но… Нет, нет. Конечно, нет. Однако!
– Что?!
– А сами не видите?! - гаркнул Шерстовский. - Ждите!
Он шагнул на крыльцо, стукнул в дверь, вошёл, остановился на пороге. Гурьев посмотрел на офицера, вздохнул и кивнул:
– Ну, проходите, раз уж приехали. Присаживайтесь. Угощать мне вас нечем, - была хозяйка, да вся вышла.
– Примите мои…
– Перестаньте, - махнул Гурьев рукой.
– Нет, нет, - запротестовал Шерстовский, шагнув вперёд. - Я действительно сожалею. Поверьте. Нам всем сейчас… нелегко. А где полковник Шлыков?
– Полковник Шлыков пока не в состоянии воевать. Приходится делать это за него. Уж как прорезалось.
– Но вы не можете вести самостоятельные боевые действия, без координации. Обстановка…
– Я знаю обстановку не хуже вашего, - перебил ротмистра Гурьев. - Отряд не ведёт активных операций. Мы, по мере сил, предотвращаем проникновение красных бандитов в район.
– Послушайте, господин… Гурьев. Невозможно сколько-нибудь эффективно обороняться…
– Я и без подсказки понимаю, любезнейший Виктор Никитич, что наилучшая оборона - это поход на Москву. С какими силами, позвольте спросить? Или вы думаете, что японский Генштаб после двух с половиной петушиных наскоков на советское пограничье десятимиллионную армию в ваше полное распоряжение предоставит? А воевать с Совдепией за то, чтобы русская дорога стала китайской, - поищите дураков в другом месте.
– Вот как вы это видите, - усмехнулся Шерстовский. - Интересно.
– А вы видите это иначе? - прищурился Гурьев.
– То, что я вижу - моя частная точка зрения, - повысил голос Шерстовский. - Есть атаман генерал-лейтенант Семёнов, который…
– Вы людей моих видели? - тихо спросил Гурьев.
Шерстовский смешался:
– Видел. Что вы хотите этим сказать?
– Вам известно, сколько я положил сил, чтобы они такими стали? Воинами, а не разбойничьей ватагой. Вы думаете, я их пошлю после этого умирать за нанкинские[12] и токийские амбиции? Чёрта с два, господин ротмистр. Зарубите себе это на носу.
– Да как вы смеете!!!
– Так и смею, - Гурьев расправил плечи. - Армия без идеи - дерьмо свинячье. Командир, швыряющий в первую же мясорубку лучших воинов, как поступил бывший император и как постоянно действует атаман Семёнов - безумец. Людей не отдам. Всё.
– Ну, ты полегче, Яков Кириллыч, - осунувшийся, но вполне сносно уже выглядящий Шлыков появился из-за занавески, перегораживающей комнату, застёгивая на ходу верхнюю пуговицу полевого кителя. - Здорово, Виктор Никитич.
Ротмистр поднялся:
– Господин полковник, - голос офицера звенел от обиды. - Потрудитесь объяснить, что здесь происходит? Кто этот… господин, которому подчиняются ваши люди?!
– А ты думаешь, я знаю?! - улыбнулся Шлыков и посмотрел на Гурьева. - Что Яков Кириллыч мне посчитал нужным рассказать, могу доложить. А что не посчитал - то нам с тобой, ротмистр, знать вроде как и не по чину.
– Иван Ефремович, - поморщился Гурьев. - Я тебя просил, кажется.
– Просил, не просил, - Шлыков вздохнул. - Ты присядь, Виктор Никитич. Раз приехал - разговор некороткий нам предстоит. Станицу-то нашу видал?
– Видал.
– Ну, это хорошо.
Он кивнул вестовому:
– Малышкин, распорядись. Чего на пороге маячить.
– Слушаюсь! - казак козырнул и выскочил на двор.
Шлыков, морщась, присел на лавку, снова взглянул на Шерстовского:
– Ты мне скажи, Виктор Никитич. Ты ругаться приехал или по делу?
– Ругаться за сто вёрст - вот ещё дело, - вздохнул Шерстовский и посмотрел на Гурьева. - Прошу извинить за резкость. Всё как-то неожиданно, знаете. Я, собственно, имею от Григория Михайловича поручение справиться о ваших планах и установить, как это возможно, контакт и… - Ротмистр замялся.
– Неплохое начало, - улыбнулся Гурьев. - Извинения приняты. Позиция моя вам известна. Что дальше?
– Я хотел бы прояснить вопрос о том, кто вы, собственно говоря, такой. Надеюсь, вы понимаете, что расходящиеся, словно круги по воде, слухи о вас как о Наследнике…
– По этому поводу я тоже высказался.
– У меня хорошая память, - вспыхнул Шерстовский. - Я хотел бы знать, кроме всего прочего, что означают слова генерала Сумихары о том, что вы находитесь под его личным покровительством.
– Когда он сказал такое? - удивился Гурьев.
– Во время последней встречи с атаманом Семёновым и господином Родзаевским. Какое отношение вы имеете к японцам?
– К японцам - никакого, - пожал плечами Гурьев. - Просто у нас с его превосходительством взаимопонимание установилось с первой минуты общения. Истинный воин и благороднейший человек, доложу я вам. Вероятно, он предвидел горячность атамана Семёнова, потому и поспешил упредить его возможные опрометчивые шаги.
– Ай да Сумихара, - улыбнулся Шлыков.
– Я не понимаю, - жалобно произнёс Шерстовский.
– Да чего тут понимать-то!
– Подожди, Иван Ефремыч. Я объясню, - Гурьев чуть наклонил голову набок. - Генерал Сумихара наверняка гораздо лучше меня представляет себе всё многообразие политических раскладов в среде эмиграции. Он, безусловно, предполагал, что некоторые мои навыки и умения, о которых он в силу определённых обстоятельств отлично осведомлён, в случае моего участия в военных действиях позволят мне быстро приобрести авторитет, отнюдь не для всех желанный. Да вот Вы не бойтесь, Виктор Никитич. Как только война закончится, я исчезну.
– А я - останусь, - закончил Шлыков.
– То есть?
– А вот то есть, - набычился полковник. - Соберёшься с силёнками - вернёшься, Яков Кириллыч. А мы тебя подождём. Подготовимся.
– Погодите, господа, - Шерстовский переводил растерянный взгляд со Шлыкова на Гурьева и обратно. - У меня такое чувство, что я очутился как раз посередине какого-то вашего давнего разговора и решительно не понимаю, какое это имеет отношение…
– Самое прямое, - отрезал Шлыков. - Самое прямое. Мне Сумихара тоже сказал - слушайте его, вам же лучше будет. Ты посмотри на меня, Виктор Никитич. Я ведь сюда умирать пришёл. А они с Пелагеей…
Шлыков отвернулся и шарахнул кулаком по столу:
– А они меня из могилы вытащили. Яков Кириллыч и Пелагеюшка, царствие ей небесное, голубушке нашей. И две сотни краснюков он вот, - Шлыков ткнул в Гурьева пальцем, - положил, ни одного убитого, все мои люди, - его люди, - живы-здоровы. Им теперь море по колено и сам чёрт не брат. Они теперь с ним краснопузую дивизию в шматки расхерачат, дай только срок! Ты так умеешь, Виктор Никитич?! И я не умею. Никакой наш Яков Кириллыч не наследник, на это даже моих куриных мозгов хватает. А только я себе лучшего командира… А может, чем чёрт не шутит, и Государя - не пожелаю. А ты, Виктор Никитич, сам решай.
12
Нанкин - город в Китае, столица одного из "лоскутных" государств, на которые распался к середине 20-х гг. ХХ века континентальный Китай.