- Уезжай, Вэйр, - поджал губы мужчина, а потом быстро оглянулся и помрачнел еще больше. - Так надо, поверь.
- Но...
- Не спорь. Это приказ!
Юноша побелел, как полотно, потому что никогда прежде не чувствовал себя таким униженным, но слово отца непререкаемо - когда он говорит, остальные должны лишь молча подчиняться. Особенно, сын, хотя душа и сердце всеми силами восставали против этого.
Вот и теперь отец будто окаменел, очерствел, упорно прячет взгляд. На мать уже страшно смотреть - сквозь щель в приоткрытой двери она тоже увидела безобразные клубы серого ворога, стремительно набегающего от темной границы леса. Еще час-два, и он накроет деревню с головой. Приглушит все звуки, усыпит бдительность, задавит разумы, погрузив жителей в странное оцепенение... совсем как в тот день, когда Вэйр получил свой первый в жизни шрам.
Но разве это повод удирать из родного дома без оглядки?!
- Отец, я не собираюсь...
Однако закончить юноше не дали: разом постаревшая мать вдруг юркнула куда-то за печь, проворно всунула ему в руки туго набитый мешок, торопливо прошлась губами по щекам, а потом настойчиво подтолкнула к выходу.
- Беги, сыночек. Беги, пока не поздно. Дня через три все успокоится, и тогда можно будет вернуться...
- Нет! - резко оборвал ее муж. - Ему нельзя сюда возвращаться! Туман коварен. Он может прийти и через неделю, и через год, если в этот раз останется без добычи. Такое уже было, когда он забрал отца. А кроме тебя, у нас больше нет юношей, которые могли бы ему понадобиться. Поэтому беги... беги, сын, пока он не свел тебя с ума.
Вэйр взглянул в потемневшие глаза отца и до крови прикусил губу.
- Отец... да как же я могу?!
- Вон!!! - вдруг гаркнул мужчина, внезапно шагнув вперед и со всей силы отвесив сыну тяжелую оплеуху. - Пошел вон отсюда, сопляк! Живо! Чтоб ноги твоей здесь больше не было!!!
Юноша с тихим стоном упал на одно колено - рука у отца была тяжелая. Но мягкие ладони матери тут же подхватили его под локти, уверенно поддержали и, не медля, с удивительной силой потащили прочь, к еще открытым дверям. Она что-то быстро говорила по пути, незаметно глотая соленые слезы, торопливо гладила трепаную голову, тихонько причитала, утешала, но он не слышал - в ушах до сих пор звенело после неожиданного удара, а левая щека неистово горела от незаслуженной обиды.
Впервые в жизни отец поднял на него руку, но от этого становилось больно вдвойне.
- Прости, - прошептал Вэйр, с трудом держась на ногах. - Прости, мама...
- Как только все уляжется, мы тоже уедем, - исступленно зашептала женщина. - Мы поедем в Серву. Или в Парму. Или, может быть, в Ард. Куда-нибудь, только подальше отсюда. Как только, так и соберемся с силами. А ты ступай, родной, не то станет поздно. Ступай. Ты потом поймешь, что отец был прав...
- Я найду вас, мама. Обязательно найду.
- Беги, мой мальчик. Я не хочу, чтобы ты сгинул так же, как твоя сестра. Беги...
Юноша негнущимися пальцами взял заранее (ох, мама! ты ведь знала, что так будет!) собранный мешок, с порога оглянулся на замершего возле стола отца, но тот непримиримо сложил руки на груди и демонстративно смотрел в сторону, упрямо вздернув подборок. Вэйр хотел добавить что-то еще, спросить хотя бы: "за что?!", но понял, что ничего иного не дождется, и начал медленно отступать. Не зная, не видя, не сознавая ничего, кроме того, что отец не желает его больше принимать в своем доме и готов покрыть несмываемым позором ради того, чтобы сохранить ему жизнь.
Но разве это правильно? Разве так должно быть? Разве ему не должно остаться, чтобы грудью своей закрыть постаревших родителей? Разве это не будет справедливо: жизнью отплатить за жизнь, подаренную ими? Неужели отец не понимает, что буквально убивает его сейчас?!
Отчаянно борясь с самим собой, Вэйр с тихим вздохом шагнул за порог. Мельком покосившись за плечо, не без внутренней дрожи заметил, что проклятый туман уже подобрался к деревне вплотную. Но, раздираемый сомнениями, все же бросил последний взгляд на уютную комнату, где еще теплился огонь в очаге, сушились лесные травы, вкусно пахло свежесваренной кашей, где украдкой утирала слезинки мама и мрачной глыбой застыл возле стены упрямый отец.
- Я не прощаюсь, - тихо пообещал юноша, с тяжелым сердцем посмотрев на его угрюмое лицо. - Сейчас я принимаю твою волю и ухожу. Но потом вернусь. Клянусь. Я непременно найду вас. И это будет скоро.
Он отвернулся, чтобы не видеть слез матери, рывком закинул мешок за спину и, молниеносно оглядев пустой двор, почти бегом скрылся в темноте.
Кузнец какое-то время стоял у стола неподвижно, сжав громадные кулаки и словно боясь, что дерзкий отпрыск вдруг заупрямится и все-таки вернется, а потом со вздохом опустился на осиротевшую лавку и закрыл ладонями кривящееся, словно от беззвучного плача, лицо.