Только очнулся я уже другим Данте. Ледяное, а может уже и каменное сердце, глухо молчало, забывая об огненном жаре, которым некогда оно горело. Только ноющая боль, навсегда, видимо, ставшая отныне моей спутнице, напоминала о Ней.
Ветка ушла, и мир вокруг меня словно выцвел, утратив разом все свои радужные краски. Я ни в чём не мог Её упрекнуть.
Что же поделать, если Её чувство ко мне оказалось не достаточно сильным, чтобы преодолеть всю ту житейскую суету, скопившуюся между нами?
- Да, пропади оно всё пропадом!
Крик, вырвавшийся из глубины души, был настолько же бессмысленным, как и отчаянным. В ту минуту я понятия не имел, что именно должно пропасть. Память о Ней, боль из-за потери Её, или же я сам, не способный вынести эту муку.
Ощутив внутри себя космическую пустоту, из которой исчезли вдруг все звёзды, и, видимо, подсознательно желая схватится хоть за какую-нибудь соломинку, чтобы не рухнуть в эту чёрную дыру, я поднял взгляд на ребят. Они смотрели на меня, словно на безногого калеку. И эта жалость лучших друзей огрела меня, как плеть, возвращая в реальный мир, пусть не цветной и радостный, пусть серый и холодный, но совершенно живой, абсолютно адекватный.
- Макс, ты как? - тихо спросил меня Кешка, осторожно положив руку на плечо.
- Всё путём парни. Всё в норме, - легко стукнул я друга в плечо и скривил губы в кривой ухмылке. - Жизнь продолжается. Да, и работу надо закончить, хотя бы в память о нашем Пантере.
В сторонке на берегу озера, грустно сопя и сморкаясь в огромный голубенький носовой платочек, сидел Хохол. Здоровый и громогласный наш Серёга был чрезвычайно чувствительным. Хорошо, что есть друзья. Уже одно их присутствие помогло мне собраться с силами, встряхнув опутавшее было оцепенение.
- У меня есть всё, что необходимо для счастья настоящему мужику: друзья и работа. -Врал я очень уверенно, что даже какое-то мгновение сам себе верил. - А любовь — дело проходящее. Сегодня она вроде бы есть, а завтра, глядишь, упорхнула на железной птичке, только её и видели.
- Держись, друг Данте, - поднял на меня Серёга, подозрительно покрасневшие, свои нежно голубые глаза.
- Будем жить, - не стал я с ним спорить. - Нас вообще-то труба зовёт. Вот хочу Белкина осчастливить своим воскрешением. Этот-то сын, неизвестно кого, уверен был, что я до сих пор на дне расщелины гнию. От этого и партизаном прикидывался.
Думаю, свиданьице наше поможет ему вспомнить всё. А, главное, имена руководства этого предприятия по изъятию золота у государства. Особенно наш отдел интересует, кто именно поддерживал связь с террористами.
И надо бы поторопиться, как бы этот, приверженец японских традиций, харакири не успел себе сделать. Хотя, конечно, вряд ли. Среди наших чиновников самураи редко попадаются.
Ребята смотрели на этот мой внезапный прилив энтузиазма с некоторой опаской.
- Макс, ты уверен, что уже достаточно здоров для активных действий? - спросил Кешка озабоченно.
- Я те умоляю! Типа, ты меня не знаешь? - повышено жизнерадостно вскричал я. - Вот так и не смеши мою бабушку.
- Очень надо, да я её в глаза не видел, - недовольно пробурчал Иннокентий, не веря в этот всплеск, внезапно возникшего во мне жизнелюбия.
- Ладно, хватит трепаться, - вздохнул я, признавая тем самым, что клоун из меня плохенький, а артист и того хуже. - Петров уже выслал за нами вертолёт, так что прошу в седло.
Ещё раз поблагодарив деда Эйнекея за спасение моей жизни и приют, мы благополучно отбыли, покинув это удивительное озеро.
Мой расчёт оказался верен. Когда я возник перед Белкиным в Магаданском тюремном лазарете, словно призрак, явившийся из Преисподней по его гнилую душу, он побледнел как девица перед брачной ночью и выдохнул:
- Тттыыы! Жжжыыывой!
- Ага, - улыбнулся я почти радостно. - Прикалываешь, какая пруха. Ну, не мог я без тебя к Богу на блины вломиться. Как-то не по-людски бы вышло. Мы и покалякать с тобой толком не успели. Так славненько беседовали, только начали приближаться к взаимопониманию, как явился этот некультурный медведь, Пашка Беспалый, и всё удовольствие от общения коту под хвост.
- Ты просто дьявол, - обессилено, словно уже заранее признавая передо мной своё поражение, закрыл глаза Белкин.