- Пошёл к чёрту! - упёрлась я, не желая идти за ним следом.
- Не упрямься, дорогуша, - сначала попытался он меня уговорить, - а то придётся сделать тебе больно.
- Зачем я тебе нужна-то теперь? - всё ещё пыталась я отмазаться от пугающего путешествия. - Данте тебя отпустил, вот и беги. Ведь Он всё равно тебя догонит. А я тебя только задерживать стану. По лесу я вообще не ходок. У меня даже ноги кривые, честное слово.
- В том-то и дело, что твой спасатель так просто не отвяжется, - вздохнул Громов. - Поэтому расстаться с тобой для меня смерти подобно.
- А за меня Макс тебе голову оторвёт, - радостно засмеялась я, вспомнив о своём нежданном счастье: Он меня любит, сам сказал.
Мужу моё радостное настроение совсем не понравилось и он поторопился мне его испортить, отвесив внушительную пощёчину. Зубы мои резко щёлкнули, и улыбаться сразу расхотелось. А вдруг этот урод мне ещё и зубы повыбивает.
Как я тогда беззубою покажусь Данте на глаза?
Тем временем мой заботливый муженёк достал из кармана своего дорогого, но мятого и испачканного пиджака крепкую верёвку и связал мне руки, приговаривая:
- Извини, малыш, но так вернее будет. Не хватало мне ещё за тобой по лесу бегать.
Бег через тайгу был похож на кошмар. Впереди, как лось, мчался Громов, подгоняемый страхом. А я волоклась за ним следом, завывая на всю тайгу от боли в запястьях. Громов безжалостно тянул меня за верёвку, словно хозяин, отправляющий упрямую старую козу на живодёрню.
Я медлила, как могла, цепляясь ногами за пеньки и кочки, одеждой за кусты и деревца, не прекращая упрямо вопить. Вскоре мужу мои фокусы надоели, и он отвесил мне ещё одну пощёчину. Из носа тут же потекла кровь. Моя голубая водолазка окрасилась алыми разводами. Нос и водолазку было ужасно жалко.
От боли и сожаления я горестно заревела, но орать перестала, помня о перспективе утратить зубы и не самым лучшим образом изменить форму носа. Вообще-то у меня почти греческий профиль. Я всю жизнь пыталась убедить в этом окружающих. Но даже самые близкие подруги уверены, что греки возле моих предков даже близко не стояли.
Всю дорогу я тайком оглядывалась, в надежде увидеть признаки погони. Однажды мне даже послышались отдалённые голоса. Но Громов ускорился, отчего я стала ещё больше падать, окончательно разбив коленки до крови и изорвав джинсы.
Муж петлял, как заяц. Наверное, воображал себя опытным рейнджером и пытался запутать следы. Меня возмутила эта несправедливость. То, что Данте идёт по следу, я не сомневалась ни минуты. Уверившись в Его любви, теперь я даже помыслить не могла, что Он оставит меня без помощи.
Мне хотелось хотя бы как-то помочь Ему. Откусывая зубами крохотные прядки своих растрёпанных волос, я незаметно сплёвывала их на кусты. Несколько раз удалось оставить оторванные случайно лоскутки моей одежды. Очень удачно заняв себя таким образом, я совершенно перестала замечать своего похитителя. Это почему-то разозлило Громова:
- Что притихла? О спасителе своём думаешь? - ядовито стал допытываться муж.
Я благоразумно помалкивала. С одной стороны, не хотелось рисковать и так уже немного травмированной внешностью, а с другой — выдавать свою активную деятельность по организации следа, указывающего направление нашего движения.
- Конечно, Он придёт, - сам себе ответил муженёк, громко пыхтя от быстрого бега. - Он придёт, а я буду его поджидать. Этот дурачок бросится тебя спасать, а я его шлёпну.
Громов противно захихикал, словно в предвкушении какой-то детской шалости.
- Размечтался! - не выдержала всё-таки я, за что тут же получила болезненный тычок в бок.
Всё же поверить в то, что эта желеобразная пародия на человека, с красной потной мордой, может убить моего Данте, я не могла. Но беспокойство обрушилось на душу ядовитой змеёй, больно жаля сомнениями.
Переход был долгим и мучительным. Я совершенно выбилась из сил. После очередного падения вдруг поняла, что не смогу больше подняться. Громов совсем озверел и стал злобно пинать моё скрюченное тело, понукая встать и продолжить путь, словно павшую на тяжёлом переходе лошадь.
У самой поляны, к которой этот подонок так яростно стремился, он вынужден был меня тащить, сильно натягивая верёвку, связывающую мои руки. Верёвка разорвала кожу на запястьях, но боли от ран я уже не чувствовала. Даже взвизгивала и стонала чисто автоматически. Моё тело и разум впали в какой-то ступор.