- А ведь тебе удалось добиться восхищения и уважения по гораздо более достойному поводу, нежели я когда-то, - искренне заверил я Петра. - Во всяком случае, теперь я понимаю всю свою тогдашнюю глупость. Я искренне тебе благодарен, Петя.
От этой моей признательности и звенящего в голосе, неприкрытого уважения всемирно известный академик смутился, как подросток, и удалиться под каким-то благовидным предлогом.
Целые бесконечные сутки шло моё незримое сражение. Вглядываясь в Её бледное лицо, я упрямо боролся с подступающей к сердцу паникой.
- Ты не можешь так просто уйти. Не покидай меня! - выло моё, беспокойно стучащее сердце.
Выражение Веткиного лица после операции странным образом изменилось. Она выглядела сосредоточенной. Появилась тонкая морщинка между напряжённо сведённых бровей. Бледные губы решительно сжались. Стенки чуть вздёрнутого носика трепетали от прерывистого дыхания. Заметив в ней эту перемену, доктор Ежов склонился над Нею со своими медицинскими инструментами, решительно выпроводив меня «подышать». Я нетерпеливо топтался у двери, когда он с удовлетворённым выражением лица вышел из реанимационной палаты.
- Думаю, всё у вас ребята будет хорошо, - подмигнул мне доктор и вдруг неожиданно хихикнул. - Она начала отходить от наркоза. Забавная у тебя подружка, приятель.
Я осторожно приблизился к Её постели. Тонкая рука еле заметно пошевелилась. Не выдержав напряжения, эгоистично пытаясь лишить её свободы этого самого выбора, я тихо позвал:
- Ветка.
Губы Её шевельнулись и ответили мне вздохом:
- Макс.
Ветка распахнула свои удивительные бирюзовые глаза.
Встреча четырнадцатая. Выбор 3
Она
Боль. Темнота. Падение в пустоту. Именно в таком порядке внезапно обрушились на меня новые ощущения после моего безумного полёта вперёд, навстречу Максу. А потом было плавное приземление. И ещё свет, такой завораживающий и притягательный.
Почему люди ассоциируют смерть с мраком?
Ничего подобного. Смерть похожа на жизнь, только более нежная, ласковая, заботливая. Она обволакивает своих гостей мягким пухом, услаждает их слух тихими мелодиями. Свет притягивал меня, интригуя и соблазняя покоем.
А там за спиной, где-то в сумраке метались, пугающие, беспокойные тени. Они были упрямы, взывали ко мне, протягивая тонкие гибкие щупальца, пытаясь обвить меня всю, словно лианами, и утянуть в свой суетный мир.
Теней я отчего-то опасалась, хотя и выглядели они довольно живыми и деятельными. Хотелось окунуться в тихий свет, забывая о беспокойной суете жизни.
Вот только этот голос, такой знакомый, такой страстный, непрестанно молящий!
Наличие этого голоса среди теней смутно беспокоило моё отрешённое сознание. Он всё звал меня, настойчиво просил вернуться, не оставлять его в одиночестве. Он решительно сбивал меня столку. Я всё не могла вспомнить: зачем собственно мне возвращаться. Но упрямый, настойчивый голос никак не аргументировал свой призыв. В нерешительности остановившись на границе света и тьмы, я позволила себе чуток поразмышлять:
- И чего им всем от меня надо? Что же такого важного позабыла я среди тех подозрительных теней? Или кого?
Я честно пыталась вспомнить что-то для меня очень важное, но белесая пелена плотно окутала разум, словно скальпелем отрезая от моей сущности все воспоминания. Я чувствовала себя новорождённым младенцем с абсолютно стерильным разумом, открытой к новому познанию.
Только в самой глубине моей сущности не затухая мерцала, случайно затерявшаяся там, искра. Она жгла, как горящий уголёк в узелке, завязанный некогда мною на память, о чём-то чрезвычайно для меня важном. Казалось, выбор между светом и тьмой дело очевидное, и вопросов тут никаких возникнуть не должно.
Вдруг, откуда ни возьмись, появилась маленькая, по виду алюминиевая, лодочка. Она легко плыла по воздуху, словно приглашая меня расположиться в ней. Я с любопытством в эту самую лодочку забралась. Моё симпатичное транспортное средство весело направилось к свету, увозя меня в эту бесконечную благодать. И тут путь преградила мне бабуля. Точнее её лицо, огромное, словно оживший портрет, нарисованный безумным волшебным художником прямо на полнеба. Старушка глядела на меня сурово, наверное, опять была мною чем-то недовольна, как это часто случалось при жизни. Сердито поджав губы, бабуля хмурилась, а её любимый платочек, белый с россыпью красных маков, так просто пылал от возмущения.