Вдалеке прогремел взрыв. Марго и Роман легли ничком и закрыли головы. Песок набивался в рот и скрипел на зубах. Когда эхо отгремело, Роман вдруг расхохотался.
– Еврей и цыган начали войну и боятся, как бы в них не прилетело.
– Звучит как начало твоей проповеди, – Марго подняла голову и стряхнула с волос песок. – Не хочешь довести войну до конца? А то умереть до начала боевых действий как-то стремно.
Хьюго поднялся и протянул Марго руку. – Извинись.
– Я не собираюсь извиняться! Ты первый это начал! – Марго сложила руки на груди.
– Тогда… – прогремел еще взрыв. Совсем рядом. Оба немедленно запрыгнули в машину и Марго надавила на газ.
Что бы не слышать эха выстрелов Марго прибавила музыку. Хьюго откинулся на спинку сидения. Извинения были не нужны. Наконец можно было расслабиться и закрыть глаза. Если бы один из них действительно хотел убить другого, то в машине бы не было пассажиров. Роман действует до конца. Марго действует наверняка. Плевать на грязный халат, на голое тело. Плевать на потерянные перстни и линзы, на смуглое лицо тоже плевать. Марго подпевала хриплым голосам из засоренных динамиков. Как в детстве. Когда не было криков и стрельбы. Когда многовековой госпиталь стоял на месте. Когда эта же машина неслась по бездорожью и играл этот же диск. Хьюго прикрыл глаза. После этой песни заиграет белый кролик. Они остановятся, расставят на бетонной стенке пустые бутылки и будут стрелять. Марго закурит сигарету и протянет ему. Он закашляется.
– Знаешь почему Христа распяли? Потому, что он не умел стрелять. Он, как и мы, мог заболтать любого, мог заставить задуматься о смысле жизни. Мог подтолкнуть к действию. Умей он стрелять дожил бы до пятидесяти. А то и до шестидесяти. – Марго отложила винтовку в тень и пошла к бутылкам.
– В то время не было огнестрельного оружия.
– С чего ты взял? Мы столько книг по истории прочитали, и в каждой все было по-разному. Когда не знаешь кому верить, перестаешь верить вообще всем.
– Ты можешь верить мне. А я тебе.
Хьюго открыл глаза. В морщинах у век скопились слезинки от ветра в лицо.
Глава 21. Без шансов на победу, без права на проигрыш
– Halt! – прикрикнул Шульц. – Встать, капитан!
Ричард не реагировал. Он методично стучался головой в стену. Вместо лба красовалось кровавое месиво вперемежку с кирпичной крошкой. А на стене висели лоскуты кожи.
– Ричард. – Шульц остановил очередной удар, подставив свою руку. – Ты хочешь жить?
– Нет. – мотнул головой капитан.
– Это твое дело. Но я предлагаю тебя сделку. Мы вывозим тебя в пустыню, сообщаем франкам, что ты сбежал. Твоя задача бежать как можно дальше и как можно дольше. Будешь бежать быстро, останешься жив. Будешь медлить тебе конец. Спросишь зачем?
Ричард не хотел спрашивать зачем.
– Затем, что нам не пристало делить с вами земли и разгребать ваши трупы. Но ты и сам знаешь, раз совершил этот поджег. На твои поиски пошлют целый отряд, а это почти половина, от того, что осталось. Можешь конечно отправиться заканчивать начатую месть. В любом случае, нам, живой, ты не выгоднее, чем мертвый.
Ричард еще раз попытался стукнуться лбом о стену. Шульц счел это знаком согласия. Ричарду отдали его грязную одежду и тупой меч, подняли под руки, погрузили в грузовик и повезли далеко-далеко. Прочь от города, названия которого, Ричард так и не узнал.
Машина обдала его выхлопом и уехала. Ричард взглянул в бесконечную степь. Под ногами пронесся суслик. Ричард поймал его одной рукой и вгрызся в мохнатую шею зверька. Теплая кровь была куда приятнее каши из грязного ведра. По телу разливался прилив бодрости. Без таблеток и порошков магистра.
– Прости меня, господи, но кто я такой, если не совершу все то, что мне предписали. – сказал сам себя Ричард, стер кровь, скопившуюся в уголках губ и двинулся по следам шин.
Где-то шел Ричард и обескровливал несчастных грызунов.
Где-то раздавались выстрелы и крики Аллаху Акбар. Где-то шумел прибой кипящего после ядерного удара боя. Тысячи человек бежали к своей смерти. Сотни ехали. Один шел пешком. И только двое уезжали от нее. Белый кролик звучал уже сотый раз. Марго И Роман сидели на горячем капоте и курили. Арабская речь мелькала в эфире, пока Марго не отключила рацию.
Дорога к храму Воскресения была устелена костями в истлевших тряпках. Останки тех, кто, завидев на горизонте ядерный гриб побежал спасаться в храм. Но храм оказался не резиновым. Они хрустели под ногами, как первый снег в Клермоне.