И ведь справлялась. До сегодняшней ночи.
Кира наконец оторвалась от окна, прошла в спальню мужа. Распахнутый шифоньер. Кира знала его содержимое наизусть, так что ей не составило большого труда определить после беглого осмотра, что взял он лишь несколько рубашек да пару джинсов. Ничего официального. Дорожный туалетный набор тоже уехал вместе с хозяином. На столике у постели лежал мобильный телефон, оставленный спугнутым звонком хозяином, и подмигивал голубым светом. «Один пропущенный звонок», — гласил миниатюрный экран.
На подушке еще темнела вмятина от его головы. И запах. Она ведь обожала его запах! Каждая вещь в доме дышала его запахом. Стоило ей уткнуться носом в его рубашку, подушку, футболку, халат — все вызывало воспоминание о нем. Бывало, вдохнет запах — и этого достаточно, чтобы пробудить в ней острое желание. Что она теперь будет делать? Как она будет жить без него, без его запаха, без его присутствия в ее жизни? Для кого она будет жить, если последние семь лет она жила только им, его жизнью, для него?
Кира провела рукой по смятой простыне и почему-то отдернула ее, словно обжегшись. Неприятие, выпрыгнувшее неизвестно откуда, как реакция на случившееся, резкое неприятие всего, что касалось Андрея, вдруг накатило на нее ужасающей волной. И даже любимый запах стал врагом. Андрей ушел. Как преступник. Ничего не сказав. Он бросил ее. Он предал ее. Он разрушил все, что они создали вдвоем, он безжалостно умертвил их союз, их идеальную семью. Почему он это сделал? Как он мог так поступить? Почему люди совершают подобные поступки, непредсказуемые, безумные, не характерные для них? Почему вдруг выпрыгивают из теплого, комфортного течения, привычного, знакомого, несущего их в известные дали, почему выпрыгивают и бросаются в неведомый омут, в неизвестность, в темноту? Почему?
В данный момент для Киры Ладыниной это не имело никакого значения. Имело значение лишь то непоправимое, что сделал ее муж.
Глава 2
Она не знала, сколько прошло времени. Она сидела на кухне и заторможенно гладила закругленные уголки своего изящного ежедневника в кожаном переплете ярко-оранжевого цвета. В нем была вся ее упорядоченная жизнь, распланированная и предсказуемая, простая для понимания и исполнения. Сегодня в нем не появилось ни одной записи. Хаос не поддается описанию. Кира застегнула миниатюрную застежку и отложила ежедневник. Она встала, сварила себе кофе. Так, как любила, крепкий, с неполной ложечкой сахара, с пенкой. Ни запах, ни вкус не возымели ожидаемого (или уже даже не ожидаемого) действия. Кофеин тоже. Но выпить крепкого кофе в такой ситуации казалось правильным. Правильным также казалось привести себя в порядок, пригладить прическу, надеть свежую блузку, отутюженные джинсы и… А вот что делать дальше, что делать, чтобы это действительно оказалось правильным, она не знала. Жена и дочь дипломата знает многое о том, как вести себя на публике, о правилах поведения за столом и на различных презентациях, но этикет ничего не говорит о том, что является правильным в ситуации, когда твой мир, твой такой любимый, по кирпичикам, деталь за деталью выстроенный мир вдруг разрушен практически до основания без всякой на то причины. Просто так. В одночасье. За несколько сонных мгновений под покровом ночи.
В новом, разрушенном мире от счастливого прошлого осталось множество вещей. Мужская одежда в шкафах, фотографии повсюду на стенах, на полках, книги мужа, его любимая кружка…
— А-а-а-а-а!!! Ненавижу!!!! Ненавижу тебя!!! Ненавижу!!!
Кружка звонко раскололась о плитку кухонного пола. Кира смотрела немигающим взглядом на мелкие осколки фарфоровой любимицы. Это сделала она? Господи, нервы ни к черту. Нельзя. Нельзя терять самообладание. Нельзя выходить из себя. Она присела на корточки и стала собирать осколки. От взгляда на них вдруг захотелось не просто кричать, а выть. Выть, как самка, потерявшая своего любимого детеныша. Выть нудным, грудным воем, от бессилия, от непонимания, от незнания, что же делать дальше.
Андрей не был ее детенышем. Он являлся для нее тем самым Мужчиной Ее Мечты, о которых девушки ее типа грезят с раннего детства, к которым стремятся всю сознательную молодость и при взгляде на которых родители обычно с умилением улыбаются, зная наперед, что вот он — будущий зять, еще зеленый и неоперившийся, но с теми необходимыми задатками, которые опытный взгляд разглядит на корню. И они не ошиблись. По крайней мере, не ошибались до последнего момента. То, что случилось сегодня ночью, не выдерживало никакого логического анализа, не поддавалось никакому предвидению. Просто не могло быть, коротко говоря.