представляется нам связью причины с действием, есть
объективная причинность или необходимость
природы. .. ». х
Отдавая, таким образом, должное философским
взглядам Чернышевского, В. И, Ленин отметил, однако, что
«... Чернышевский не сумел, вернее: не мог, в силу
отсталости русской жизни, подняться до диалектического
материализма Маркса и Энгельса».2
В нашем небольшом сочинении нет возможности
рассмотреть сколько-нибудь подробно основы
философского мировоззрения Чернышевского и тем более касаться
его социально-политических и литературных взглядов.
Это превосходно сделано в целом ряде статей и
монографий советских авторов (см., например, работы
А. А. Максимова, В. Е. Евграфова, В. С. Кружкова и др.).
Наша задача более ограниченная — рассмотреть
отношение Чернышевского к идее развития в природе.
Мысль о том, что в природе ничто не пребывает
11 В. И. Л е н и н, Соч., т. 14, стр. 345—346.
2 Там же.
194
в мертвой неподвижности, но все изменяется и
развивается в том или ином направлении, — непосредственно
вытекает из общих философских установок
Чернышевского, о которых сказано выше.
Мы уже говорили, что он не получил специального
естественно-научного образования и все, что знал о
природе, усвоил самостоятельно. Еще в юношеские годы он
перечитал массу сочинений по естествознанию.
Чернышевский читал не только популярную литературу по
естествознанию, он был знаком с идеями Ньютона, Лапласа,
Ляйеля, Ламарка и ставил этих корифеев науки
чрезвычайно высоко. О Ламарке Чернышевский упоминает
в своей переписке не раз и всегда весьма положительно.
Так, например, в 1888 г. в письме к редактору «Русской
мысли» Чернышевский сообщал, что он еще в молодости
знал учение Ламарка и был трансформистом, употребляя
его собственное выражение.
Однако неправильно было бы думать, что, усвоив
учение Ляйеля или Ламарка, Чернышевский попросту
изложил их воззрения в своих сочинениях. Нет, он
творчески переработал этот материал, осмыслив его с
философской точки зрения. Идея развития в природе для
Чернышевского — не просто научная теория, но
неотъемлемая часть его материалистической философской системы.
Познакомимся поближе с высказываниями
Чернышевского на эту тему. Надо иметь при этом в виду, что
наш автор обращался в своих статьях не к ученым
людям, а к среднему русскому читателю, человеку без
научной подготовки, да еще к такому, которого надо было
осторожно убеждать в правильности новых, непривычных
ему понятий. Отсюда особый, непринужденный тон
Чернышевского в обращении с читателем и своеобразные
методические приемы изложения.
Надо заметить, однако, что Чернышевский слишком
механически трактует процесс, делая это, может быть,
в интересах легкости понимания читателем того времени.
Прежде всего Чернышевский хочет убедить читателя,
что между неживой природой, растениями и животными
нет никаких резких границ, что между этими мирами
имеются переходы, что природа — едина. «Только
кажется незнающему человеку, — обращается автор к
читателю, — что камень сам по себе, а растение — вещь
совершенно другого рода; на самом же деле откры-
195
вается, что оба эти предмета, столь несходные,
состоят из одинаковых частей, соединившихся по одним и
тем же законам, только соединившихся в разной
пропорции».
«От обыкновенных руд, камней и других
неорганических тел, — продолжает Чернышевский, — растение
отличается собственно тем, что представляет комбинацию
элементов гораздо более сложную и потому гораздо
быстрее проходящую химический процесс в
обыкновенной атмосфере, чем неорганические тела, и притом по
самой своей многосложности проходящую процесс
гораздо более сложный. Словом сказать, разница между
царством неорганической природы и растительным
царством подобна различию между маленькою травкою и
огромным деревом: это разница по количеству, по
интенсивности, по многосложности, а не по основным
свойствам явления: былинка состоит из тех же частиц и
живет по тем же законам, как дуб; только дуб гораздо
многосложнее былинки: на нем десятки тысяч листьев,
а на былинке всего два или три. Опять само собой
разумеется, что одинаковость тут существует для
теоретического знания о предмете, а не для житейского
обращения с ним».1
Такими же осторожными приемами подводит
Чернышевский читателя к идее единства животных и человека
с растительным миром и всей остальной природой. Он
начинает с примеров, почерпнутых из других областей,
и постепенно приходит к мысли, что в явлениях природы
все дело лишь в степени развития. «В наиболее развитых
своих формах, — пишет Чернышевский, — животный
организм чрезвычайно отличается от растения; но читатель
знает, что млекопитающие и птицы связаны с
растительным царством множеством переходных форм, по
которым можно проследить все степени развития так
называемой животной жизни от растительной. Есть растения
и животные, почти ничем не отличающиеся друг от
друга, так что трудно сказать, к какому царству отнести
их. Если некоторые животные почти ничем не
отличаются от растений в эпоху полного развития своего
организма, то в первое время существования все животные
почти одинаковы с растениями в первой поре их роста;
1 Поли собр. соч., т. VI, 1906, стр. 200—201.
196
зародышем животного и растения одинаково служит
ячейка; ячейка, служащая зародышем животного, так
похожа на ячейку, служащую зародышем растения, что
трудно и отличить их. Итак, мы видим, что все
животные организмы начинают с того же самого, с чего
начинает растение, и только впоследствии некоторые
животные организмы приобретают вид очень различный от
растений и в очень высокой степени проявляют такие
качества, которые в растении так слабы, что открываются
только при помощи научных пособий». 1
Таким образом, между животным и растительным
миром также существует связь, которую в особенности
подтверждает клеточная теория, доказывающая
структурное единство всех живых организмов, и эмбриология,
кладущая в основу развития животных и растений
клетку. Таков вывод, к которому Чернышевский
подводит читателя в весьма простых и поэтому не всегда
точных выражениях. Единство же строения и
происхождения живых организмов ведет к мысли о
существующей между ними родственной (генетической) связи.
Чернышевский и доказывает далее существование такой
связи на примерах из области зоологии.
Развивается весь мир, развивается, прогрессирует я
царство животных. «Но, говорят нам, — пишет
Чернышевский, — что развитие имеет известный предел, дальше
которого нейдет животное, так что каждая порода
неподвижна в своем развитии, порода остается без истории,
понимая под историей прогрессивное движение».
Чернышевский опровергает это мнение о
неизменности видов животных. «Это также несправедливо, —
замечает он, — на наших глазах совершенствуются
целые породы животных, например, улучшается порода
лошадей или рогатого скота в известной стране.
Человек имеет пользу от развития одних только
экономических качеств животного, — прибавляет автор: — от
увеличения силы у лошади, шерсти — у овцы, молока и
мяса — у коровы и быка. Поэтому мы и совершенствуем
целые породы животных только в этих внешних
качествах. Но все-таки из этого уже видно, что животные