Выбрать главу

А вот Плутарху в Египте рассказали, что Луна составляет 1/72 долю от массы Земли. (Между прочим, европейцы вычислили соотношение масс Земли и ее спутника только в XVIII веке. Лаплас тогда показал, что Луна в 75 раз легче.)

В начале нашей эры, уже перед самым наступлением христианства (на науку!), греки выдвинули идею о множественности обитаемых миров. Задолго до Джордано Бруно. Они даже придумали теорию «кипящих вселенных»: «Следует полагать, что не только существуют одновременно многие миры, но и до начала нашей Вселенной существовали многие вселенные, а по окончании ее будут другие миры».

Греки действительно были очень умные. Но они стояли на плечах гигантов. Это во-первых. А во-вторых, все высокие достижения античности были забыты во времена средневекового одичания. Но быстро возникли вновь после нескольких столетий упадка и деградации – едва в них появилась практическая нужда. Средневековье забыло, Средневековье обрело…

И дальше мы видим уже сплошной неукротимый прогресс… Который быстро повторяет то, что уже было раньше. В XIII веке в Толедо открывается первая в Европе обсерватория. Любопытно, что в обсерватории этой плечом к плечу работали иудеи, мусульмане и христиане, и плодом их совместных усилий пользовались потом две сотни лет… Появляется целая плеяда гениев – Николай Кузанский, Джордано Бруно, Коперник, Кеплер, Тихон Браге, Ньютон, Эйнштейн…

Ой, Галилея забыл!.. Галилей изобрел телескоп, если кто запамятовал. Хотя за две тысячи лет до Галилея полированными стеклянными линзами баловались в Древнем Вавилоне.

К XV веку для повышения точности астрономических вычислений были рассчитаны новые тригонометрические таблицы – синусов и тангенсов. И если раньше затмения (читай: положения небесных тел) можно было предсказывать с точностью плюс-минус час, то теперь – с точностью до минут. И это была не избыточная точность, а точность для практической пользы… Что же вызвало к жизни бурный рост и расцвет точных наук в Европе? Какая практическая нужда?

Мореплавание! Только оно – главный потребитель астрономии и высокой математики. Астрономия на самом деле очень практичная вещь. Можно, конечно, говорить, что она была нужна древним для гадания и отправления таинственных религиозных культов. Но естественнее предположить, что астрономия была нужна для мореплавания в открытом океане… Точно так же можно сказать, что кофе нужен людям для гадания, а можно – что для питья. Выбор точки зрения оставляю на ваш вкус… А для лучшего усвоения вкусного сообщу, что именно эти, исправленные, тригонометрические таблицы синусов и тангенсов использовали при открытии Америки Колумб и Америго Веспуччи.

Колумб

И прогрессу средневековой науки, которая получила опору в виде практической надобности (мореплавания и торговли), не смогло противостоять даже христианство, как оно ни сжигало ученых, как ни третировало Галилея, как ни противилось внедрению гелиоцентрической системы… В 1616 году церковь официально запретила гелиоцентризм: «Утверждать, что Солнце стоит неподвижно в центре мира – мнение нелепое, ложное с философской точки зрения и формально еретическое, так как оно прямо противоречит Святому Писанию. Утверждать, что Земля не находится в центре мира, что она не остается неподвижной и обладает даже суточным вращением, есть мнение столь же нелепое, ложное с философской и греховное с религиозной точки зрения».

Против инакомыслящих начались репрессии, повсюду изымалась подрывная гелиоцентрическая литература. Цензор, пропустивший коперниковскую книгу в печать, был уволен, а защитник гелиоцентризма Галилео Галилей осужден и посажен. Чуть позже тюрьма была заменена для него вечной ссылкой, где ужасный мыслепреступник Галилей провел остаток своих дней.

Но остановить науку последователи Христа так и не смогли. Уже в XVII веке дерзкие ученые оценивают скорость света, открывают знаменитое красное пятно на Юпитере, определяют солнечный параллакс. Бессмертный Ньютон формулирует закон всемирного тяготения.

В XVIII веке Жорж Бюффон выдвигает гипотезу возникновения Земли из солнечного вещества… Это вызывает новый приступ ярости у последователей Христа, Бюффона заставляют письменно отречься от своего детища, но о кострах и ссылках речь уже не идет: ослабевающая из-за роста научных знаний церковь, которая может противопоставить фактам только сказки, брызжет слюной, но поделать ничего не может. Книга Бюффона пользуется у просвещенной публики огромным интересом, издается и переиздается.