Все говорит о том, что дебют этот прошел с успехом. Когда городские власти, владельцы аттракционов, пресса, да и остальное общество в конце концов выступили против затеи Карла Лаурица, она уже получила международное признание, и фотографии лилипутов с галантными манерами попали на страницы всех мировых газет. Вскоре после того, как копенгагенский магистрат окончательно отказал Карлу Лаурицу, его навестили два человека, представлявшие крупную американскую кинокомпанию. Они были из Голливуда, но своим внешним видом опровергали широко распространенные в двадцатые годы предрассудки о варварском Диком Западе — на них были дорогие костюмы с жилетами, и говорили они спокойно и вежливо. Гости целый день провели на веранде, наблюдая в бинокль за лилипутами, после чего уехали. Нет никаких сомнений, что они заключили с Карлом Лаурицем сделку, поскольку неделю спустя он погрузил лилипутов на трансатлантический пароход «Фредерик VIII». Карл Лауриц сам провожал их на причал. Черные лимузины и лилипуты привлекли всеобщее внимание, и многие заметили также высокого человека в темном пальто, который стоял в стороне от всех и смотрел вслед удаляющемуся пароходу. Человеком этим был Карл Лауриц, и стоял он на том самом месте, где когда-то стояли Анна с Адонисом, мечтая о дальних странах, но мечтал ли о чем-то Карл Лауриц, нам неизвестно. Возможно, он пришел на причал только для того, чтобы убедиться, что груз его благополучно отправлен, и возможно, уже тогда вынашивал планы об отправке следующей партии.
Осуществилось это два месяца спустя, и на сей раз отправлены были не только лилипуты, но и самые разные уродцы. Вероятней всего, Карл Лауриц заранее заключил какое-то соглашение на этот счет с американцами. Но не исключено, что он действовал по собственной инициативе, полагаясь исключительно на свое чутье и рассчитывая предвосхитить спрос Голливуда на монстров для той волны готических фильмов-ужасов, которые десятками начали снимать как раз тогда, когда Карл Лауриц отправлял свои третью и четвертую партии к земле обетованной. Этих людей — многие из которых спустя несколько месяцев или лет смотрели с экрана на датских зрителей глазами ящериц, прокаженных, заспиртованных уродцев или звонаря из «Собора Парижской Богоматери» — Карл Лауриц находил, видимо, где-то в провинции, а также в немецких или, возможно, и в датских больницах и в сумасшедших домах — на островах и в Ютландии. Действовал он быстро и осторожно, потому что почти не оставил за собой следов. Кому-то из управляющих заведениями для душевнобольных он запомнился как настоящий гуманист, который решил усыновить несчастного инвалида, другие вспоминали, что у одного из их подопечных нежданно-негаданно обнаружился родственник, но никто и нигде не запомнил имени Карла Лаурица, и потому возникшие позднее единичные запросы и жалобы так никогда и не сложились в единую картину, они остались разрозненными, эпизодическими фактами, и только мы понимаем, что все это были звенья одной цепи.
По приблизительной оценке, Карл Лауриц заключил двести контрактов, в том числе и с лилипутами. Для продажи второй и третьей партии этих необычных актеров ему пришлось отказаться от любых требований насчет интеллекта и хороших манер. Да, он, конечно, попытался увеличить стоимость своих находок, наняв для них учителей, которые обучали их самому необходимому в их будущей карьере — английскому языку и искусству обращения с ножом и вилкой, но очень скоро отказался и от этих попыток. Он поселил их в четырех больших армейских палатках, которые распорядился установить на лужайке перед виллой, и нанял команду крепких санитаров, которые присматривали за ними.
Даже у Амалии в это время не получалось удаляться в свойственное ей беззаботно-мечтательное состояние. Эти подобранные Карлом Лаурицем люди не были обычными инвалидами, они страдали водянкой головного мозга, редкими и неизлечимыми болезнями роста или периодическими припадками безумия. Днем они гуляли по саду, а по ночам проникали в сны Амалии, из-за чего она отказалась от некоторых своих привычек и стала спать в одной кровати с Карлом Лаурицем, чтобы, чувствуя его присутствие, проще было убеждать себя в том, что эти страдальцы не более чем плод ее воображения. Вскоре ей пришлось перестать принимать гостей, приходящих на чай, в гостиной, выходящей окнами в сад, а потом она и вовсе отказалась от этих приемов, потому что, несмотря на свои ограничения, инвалиды передвигались на колодках, костылях, колесиках и обрубках рук и ног с удивительным проворством, вполне достаточным, чтобы ускользать от своих санитаров. В любой момент кто-нибудь из них мог оказаться под любым окном и даже в доме — собиравшимся у Амалии женщинам они казались отвратительными, но в то же время неотразимо привлекательными. Однажды она пожаловалась на них Карлу Лаурицу. Внимательно посмотрев на нее, он сказал: «Дорогая, именно поэтому я и хочу, чтобы они снимались в кино, публика захочет видеть их снова и снова, чтобы увериться в том, что больше никогда их не увидит».