— Эй, парень, у тебя там не найдется места для моих марлендитриховских ног?
Карстен внезапно приходит в себя, словно всплыв со дна на поверхность, подгребает к ней, и Мария забирается в лодку. Юбка ее промокла насквозь, потому что к островку она брела по воде, а щеки ввалились от голода, потому что она давно не ела. Дальше они плывут вместе.
На берегах озера уже видимо-невидимо костров, а с других лодок доносятся проникновенные мелодии. И вдруг Карстен встает и начинает петь. Ему с большим трудом удается сохранять равновесие, и в обычных обстоятельствах он никогда бы не решился петь соло, и уж совершенно исключено, что он запел бы, стоя перед девушкой. Но он все еще пребывает в состоянии, похожем на транс, и он только что выпил пунша, и вообще его отобрали в школьный хор, который уже дважды ездил на гастроли в Южную Ютландию, так что сейчас он все-таки запел бессмертный текст Ингеманна:
Какая-то лютня вдалеке подхватывает тональность и аккомпанирует ему, когда он продолжает:
Все лодки замирают и слушают его.
И вот наступает звездный час Марии. Сидя на банке, она своим чистейшим сопрано начинает петь хорошо известную в Кристиансхауне, Вестербро и Аннебьерге песню:
Невидимые слушатели по берегам затаили дыхание. Мария как будто снова оказалась на сцене, как и ее отец Адонис, и обратив лицо к огромному прожектору — луне, она продолжает:
Проследовав мимо других лодок, они направляются к центру озера.
Так вот они и плывут по озеру, и для тех, кто наблюдает за ними с берега, они, скорее всего, просто мальчик и девочка, катающиеся на весельной лодке по озеру Сорё. Но для нас все не так просто, нам в первую очередь важно, что встретились желания и надежды двух общественных классов, и то, что они сейчас оказываются в одной лодке, объясняется этими надеждами и тем, что так уж устроена Дания. Я имею в виду, что складывается целый ряд обстоятельств, чтобы они сейчас вдвоем вообще исчезли из виду, и среди этих обстоятельств и то, что никто из учителей не окликнул их, хотя их конечно заметили, и то, что Карстен напился пунша и никто не помешал ему уплыть одному, и то, что у Марии хватило духу добрести до этого заросшего островка и заговорить с мальчиком в лодке, и то, что она сбежала из Аннебьерга, потому что в глубине души не могла совместить желание быть маленькой девочкой и понимание того, что в этом мире можно выжить, только если ты тверд, как мальчик, и то, что ей удалось продержаться одной больше месяца, скитаясь и воруя, как ее предки, и то, что Карстену хотелось остаться наедине со своими чувствами, и то, что он вместе со всей школой вспоминал в этот вечер Ингеманна, — все это достаточные основания для того, чтобы Богатый мальчик и Бедная девочка, то есть Карстен и Мария, встретились здесь, и встреча эта неотделима от своего времени — весны 1941 года.
Карстен неторопливо гребет, потом перестает грести, и лодка дрейфует, потом снова гребет, иногда они что-то говорят, а иногда молчат, а потом снова обмениваются какими-то фразами. Они плывут, берега отдаляются, они сидят на своих местах и в то же время становятся все ближе и ближе друг к другу. Карстен не обращает внимания на какие-то грубые слова девушки и ее непосредственность, и на то, что она сморкается прямо в воду, а она не обращает внимания на его аккуратный пробор и преувеличенную вежливость, и оба они с каждым ударом весел все дальше и дальше уходят от своих предрассудков, пока им не начинает казаться, что они знакомы уже много лет.
Они ни разу не коснулись друг друга и под конец даже перестали разговаривать. Когда Карстен причалил к берегу, на востоке занималась заря.