С каждым днем дом все больше и больше оседал. Однажды утром Адонис как обычно поздоровался с борцом-тяжеловесом, который сидел на низеньком стульчике и грелся на солнце, и в этот момент арочные окна его заведения, линялые маркизы, облупившийся желтый фасад и вывеска с пальмами выглядели как обычно, более или менее как обычно, разве что входная дверь, как Адонис потом вспомнил, показалось ему какой-то очень уж низкой. На следующий день от борца-тяжеловеса, темных комнат, букмекерской конторы и пальм не осталось и следа.
Сначала Адонис решил, что фасад отремонтировали, что из-за бедности и конкуренции пришлось спешно что-то в заведении переделать, но потом понял, что это не так, потому что исчез не только «Мыс Горн», исчезли и остальные кабачки: «Палермо», «Мыс Доброй надежды» и кафе «Поместье барона». Осталась только вывеска, с выведенным желтым по зеленому фону названием «Гранд Батам», прежде висевшая над борделем, да мраморный цилиндр от электрического гладильного катка, который кто-то вытащил из прачечной и оставил на тротуаре.
И вот Адонис стоит и смотрит на все это, и мне кажется, я чего-то от него ожидаю. Похоже, настала пора осознать: удача заканчивается и невозможно жить в Копенгагене 1920-х годов, продолжая считать, что все само собой образуется. Ведь единственное, в чем тут можно быть уверенным, что и не заставит себя долго ждать, так это унылая нищета. Вместе с тем я прекрасно понимаю, почему так думаю, все дело в моей сентиментальности. Это из-за нее я кричу сквозь бесконечную вереницу лет, через разделяющие нас с Адонисом препятствия, и в первую очередь через черту, отделяющую жизнь от смерти: «Да возьми же ты, черт возьми, себя в руки. Вспомни, что у тебя есть жена, которую неуклонно съедает безумие, она без устали трет и моет, будто уборщица в бане. У тебя есть дочь, демонстрирующая такой цинизм, какого не было ни у кого из преступников в твоем роду. Прислушайся, наконец, к предостережениям Анны, это последний звонок перед последним актом. Еще немного — и твой дом уйдет под землю!»
Но все без толку. И, кстати, я не знаю, как построить мост назад в прошлое, но уж эмоции тут точно не помогут. Придется взять себя в руки и рассказать о том, как все было на самом деле. О том, как Адонис был потрясен, как и я сейчас, этой необъяснимой бедой. Да, конечно, это доходный дом, своего рода памятник погоне за наживой, но не может же целый дом просто так взять и уйти в землю? Такое может случиться где-нибудь за границей, скорее всего в каких-нибудь южных странах, например, в Венеции, где Адонис в детстве, чтобы порадовать отца, попробовал однажды обчистить карманы желающих покататься на гондолах. Но Венеция далеко, и построена она на сваях и песке, в то время как Кристиансхаун покоится на гораздо более надежной почве, а именно на дерьме и отходах чуть ли не со времен Кристиана IV.