— Милый Хрольф, — прошептала Герда, — я чувствую какой-то необычный страх… Почему сигнал так запоздал? Если с тобой случится беда…
Она зарыдала. Хрольф подхватил ее на руки, посадил в седло, вскочил сам и поскакал вниз по склону холма.
Из расщелины позади них выполз человек и побежал к бургу. Это был дворовой холоп Хенг. Он ворвался внутрь и шепнул Гурту:
— Они уходят — через лес!
— На лошадей! На лошадей, вы шестеро! — взревел Гурт, топая ногами и сверкая глазами. — Молодой Хрольф и девица Герда бежали через лес!
Шесть человек подбежали к ожидавшим их лошадям; двое по пути выхватили из черенков факелы. Углубившись в лес, они услышали впереди топот коня Хрольфа. Но конь его нес двойную ношу и был не самым быстрым в бурге; погоня была недолгой. Вскоре Хрольф, связанный, лежал на спине в ногах у воинов. «Тюрфинг», однако, успел пронзить Хенга, дворового холопа, и рассечь плечо Дитлева.
Мысль, что терзала сердце Хрольфа, была горькой, как гангрена от ножевой раны: «Вала предала нас — нас, своих собственных детей!» Герда стояла рядом под охраной воинов, оцепеневшая и подобная мраморной статуе.
Как только люди ускакали, Гурт помчался через двор. Бежал он странно: то несся, то на мгновение останавливался в нерешительности, полный сомнений; после снова бежал, останавливался и вновь бросался вперед. Очутившись у покоев валы, он сбросил с ног мягкие постолы и на цыпочках подобрался к ее двери. Дверь была заперта снаружи. С величайшей осторожностью Гурт отодвинул засов. Страх и торжествующая хитрость боролись на его кривящемся лице. Но сильнее всего был страх. Он совершил ужасное! Вала хотела заточить его, однако он сам заточил ее. И все же вала была святой избранницей богов, и на Гурта всей тяжестью легло жуткое бремя совершённого кощунства. И теперь, бесшумно отодвинув засов, он попятился назад, надел постолы и кинулся обратно через двор.
Три дня назад он подслушивал у двери, когда вала подробно рассказывала Хрольфу о своем плане. Тотчас в голове Гурта замелькали собственные замыслы. Можно было, например, сразу же задержать детей или на третий день послать людей в условленные места и захватить их по отдельности. Но им овладело желание добиться решительной победы, высшего триумфа. Юноша должен был быть пойман в момент похищения вверенной попечению Гурта девушки, что полностью оправдало бы в глазах обитателей бурга все последующие жестокости.
Многочасовая задержка с костром была просто капризом тигра, играющего со своей добычей.
Утром одна из служанок, войдя в комнату валы, обнаружила ее сидящей с напряженно сжатыми руками и выражением ужасающего удивления и оскорбленной гордости в застывших глазах. Она, столь уважаемая, почитаемая, дожившая до преклонного возраста, умерла от унижения.
Гурт напрасно ступал на цыпочках, ибо мертвая уже не могла его услышать — так в страхе бегут нечестивцы, когда их никто не преследует.
Успех превратил Гурта Хермодсона в нечто очень похожее на дьявола — успех и смерть валы Гунхильды. Он не помышлял о таком исходе. Случившееся расстроило Гурта и извратило его сознание. Если человек считает, как счел Гурт, что на него пало проклятие небес, он впадает в глубокую порочность и больше не обращает внимания на пустяки.
В течение трех недель Герда и Хрольф, мучительно теряясь в догадках о судьбе друг друга, оставались под стражей в двух близлежащих помещениях бурга. Дитлев, потирая рассеченную руку, наблюдал, как Хрольф беспрерывно ходил по комнате и скрежетал зубами. Герда, растрепанная, убитая горем, сидела, глядя перед собой и отказываясь от еды. После похорон валы Гурт дважды навещал ее. Она отпрыгивала в угол, как испуганная молодая косуля, отчаявшаяся, но готовая отбиваться, если ее тронут. На его разговоры о браке и угрозы применить силу Герда отвечала молчанием, презрительно кривя верхнюю губу.
«Если бы мальчишка умер!» — думал Гурт. Но он пока не видел способа совершить хладнокровное убийство. Обстоятельства этого не оправдывали, а его люди оставались мужчинами, храбрыми и порой великодушными, и могли счесть убийство неприемлемым. Эти рассуждения, однако, навели Гурта на превосходную мысль, и на следующий день Дитлев, по его приказанию, проскользнул в комнату Герды.
Он говорил ласково, рассказывал о Хрольфе; сказал, что тот рядом — такой же заключенный, как она. Герда приблизилась к нему, упиваясь его словами. Значит, Хрольф здесь, поблизости!
— Я пришел как друг, чтобы предупредить тебя, — сказал Дитлев, — и пришел тайно: никто об этом не знает. Над головой юноши нависла смертельная опасность.
— Опасность!
— Ты же знаешь Гурта Хермодсона. Он всегда добивается своего. Он ничего не говорит, но я хорошо понимаю, как он поступит, если ты будешь ему противиться.
— Поступит? С Хрольфом?
— Да. Если парень будет мешать, его уберут, говорю тебе. Опасность грозит ему каждую минуту. Может быть, этой ночью… во сне…
— О! — Герда подскочила к нему, схватила за рукава и упала на колени.
— Дитлев! ты же мужчина! Спаси его, ради меня! У тебя сердце тигра, добрый Дитлев! Разве я когда-нибудь причиняла тебе зло? Он — все, что у меня есть, Дитлев… моя жизнь… спаси его, Дитлев…
— Ах, теперь ты бредишь, — сказал он, — что я могу поделать?
Он высвободился из рук Герды и ушел, оставив ее в обмороке на полу.
Через час она известила Гурта, что готова завтра же выйти за него.
Наутро алтарь на зеленой лужайке залился бычьей кровью, и новая вала пела перед ним, и Гурт, наконец, стал бесспорным хозяином земель старого ярла.
Как будто стыдясь этой комедии, он исполнил свою роль заикаясь, застенчиво и неуклюже, но потом блаженно направился в бург, пронзительно трубя в рог. Для Герды он достал из кладовой шелковое платье, которое она надела. Она покорно и отрешенно соглашалась на все, оговорив лишь, что в этот день Хрольф не должен быть освобожден, но на следующий отвезен в бург ее отца и отпущен невредимым.
И рядом с Гуртом, во главе стола, она просидела всю вторую половину дня. И все вольнее и вольнее тек мед, и все громче звучал шум веселья и забвения печали, и наконец Гурт, то и дело подносивший к губам свою чашу, впервые повернулся к мраморной невесте и благосклонно сказал:
— Выше голову, красавица! Ничего дурного с тобой не случится. Нет более безобидного старого пройдохи, чем твой Гурт — если ему позволяют спокойно идти своей дорогой.
И, словно в ответ, с залива донесся слабый звук рога. Он раздался в тот миг, когда в гуле празднества наступило мимолетное затишье — и, кажется, его услышали все. Воцарилось молчание. Гурт вопросительно обвел глазами гостей.
В ту же минуту к нему подбежал холоп и прошептал:
— Сигурд Сигурдссон вернулся, и половина его воинов с ним. Он только что высадился в заливе.
Чаша упала, и Гурт рухнул ничком на стол с пронзенной судьбою грудью. Можно сказать, что он упал в обморок — весь мир рванулся куда-то прочь от него. Но это продлилось не более мгновения. Затем его хитрая натура вновь возобладала — эта рана не была смертельной.
Гурт вскочил и выпрямился, сразу отрезвев, и поманил к себе Дитлева. Герде он прошептал, обводя взглядом зал: «Ступай теперь с Дитлевом; позже я приду к тебе».