– Анюта, открой глаза, - неожиданно даже для себя попросил он. И словно два василька выглянули из-под снега.
– Слушай меня, - почему-то глухо, откуда-то из глубины души сами вырывались слова. - Ты не умрешь. Ты не хочешь умирать. Ты будешь жить. Слушай и чувствуй. Бери мои силы и живи. Бери, бери, бери…
Теперь он ощутил, как горячая волна берет начало от его сердца, катится по руке, струйками просачивается через ее пальцы и такой же горячей волной разливается по телу девушки. И в это же время от нее чёрными струйками начала просачиваться боль. Вначале покалывало пальцы, затем стало жечь руки, потом волна боли захлестнула его всего. И на каждую волну переданного тепла приходила волна боли. Пронзительной, ослепляющей, заставляющей струнами стонать каждый нерв.
– Бери и живи, бери и живи. У меня много. Бери…, живи…, -повторял он с каждой такой волной, окунаясь, всё глубже и глубже, в её взгляд и чуть сдерживая себя от крика боли.
Луна уже перестала заглядывать в щель между шторами, когда девушка, легко вздохнув, закрыла глаза и уснула. Максим почти физически почувствовал, что она больше не в силах ничего от него взять. А он - не может дать. Оставив уже потеплевшую руку, юноша подошел к окну и долго, собираясь с силами, смотрел на лунный диск. Боль медленно уходила, стекая с пальцев черными мелкими каплями и растворяясь в лунном свете. Затем он медленно, хватаясь за стены, вышел из палаты и незамеченным добрался до своей койки и провалился в глубокий сон.
– Подъем, подъем, подъем, - разбудил утром Максима радостный голос Василия Ивановича. - Я понимаю, что для выздоравливающих и сон - лекарство, но не да такой же степени. Уже осмотр, пора хотя бы глазоньки продрать.
Перед просыпающимся подростком сидел ликующий профессор. Сейчас он был очень похож на собирающегося взлететь майского жука - даже усы также распушались.
– Э-э-э, брат, да ты совсем ослаб. Ты чем ночью занимался?
– Спал, хмуро ответил юноша, протирая глаза.
– Что- то не похоже, - сомневался врач, осматривая, ощупывая и простукивая пациента. - Впрочем, ладно. Ничего страшного, только общая слабость. Кошмары не снились?
– Скорее всего, сказки, - вспомнил прошлую ночь Максим.
– Сказки, это ничего. С сегодняшнего дня - только общеукрепляющие, - обратился он к пришедшей с ним врачихе. - Но не усердствуйте. Больше покоя. И, что-то мурлыча под нос, ушел в сопровождении бело-халатной свиты.
–Чего это он? - поинтересовался Макс у раскладывающей на его тумбочке порошки Светланы.
– Девочке лучше. Просто чудо. Думали, до утра не доживет, а она жива. И, видимо выкарабкается. Ее счастье, - с радостной улыбкой прокомментировала медсестра.
– Теперь когда появитесь?
–Во вторник. Мы сутки дежурим и полторы отдыхаем.
–Что бы я попросил, может, газет принесете? Ну, в которых про отца?
– Ой, не знаю, можно ли тебе?
– Но профессор сказал, что ничего страшного, то есть уже можно.
– Хорошо, если найду. Выздоравливай. Если что, ты Марины не стесняйся. Она только с виду строгая, - охарактеризовала она свою сменщицу.
"Ей, ровеснице, а может, и подружке, хорошо говорить "не стесняйся". А тут такая красавица!" - подумалось Максу, когда новая медсестра пришла за пустой посудой. Надо отметить, что, во - первых, белый цвет украшает любую девушку, а белый халат - любую стройную женщину. И, кроме того, не так много наяву видел девушек наш обитатель военного городка.
–Может, помочь чем, - попытался он вступить в контакт, когда эта красавица ворочала его бессознательного соседа.
– Себя обслуживай и это уже помощь - довольно резко отклонила она его предложение, и подросток замолчал. Было о чем подумать и без этого. Он вдруг вспомнил, как начал свой смертельный крен самолет отца. Вот тут я бухнулся в обморок, - уверился Макс. Обругав себя тряпкой и успокоив, что все- таки отец- это отец, да и другие люди у него на глазах погибли, юноша задумался над тем, что же случилось с ним ночью. Может, и это был некий полуобморочный бред? На почве переживаний и рассказанных на ночь страшков? А улучшение состояния Анюты - совпадение? Ничего себе, сон, содрогнулся он, вспомнив о бившейся в нем боли.
А если попробовать? Вот, с соседом. Тоже, или в беспамятстве, или кричит. Ну и что, что "тундра", тоже мучается. Следует отметить, что давным-давно полк прибыл сюда из Сибири, и местные ребята тут же окрестили пришлых "тайгой". Те не остались в долгу и назвали аборигенов "тундрой". Максим не разделял этой предвзятости и старался относиться к "тундре" объективно. Но стоит ли терпеть? - вновь вспомнил он боль.
В самом начале тихого часа Макс решился и подошел к соседу. На этот раз он легко коснулся руками забинтованной головы в месте, где сквозь бинты просочилось красное пятно. Он попробовал пустить сквозь пальцы ту же волну, но сейчас же вскрикнув, отдернул кисти. Боль пришла сразу, словно от прикосновения к раскаленному металлу.
– Да что это такое? - недоуменно прошептал он. Значит, не снилось? Но раньше - то такого не было. Он посмотрел на свои руки, пожал плечами и вновь приблизил к голове больного. - Надо терпеть, - уговаривал он себя. Если получается, надо помочь. Мучается же парень. Вон сколько времени в себя не приходит. Надо помочь…
И странное дело - боль отступила, вместо нее нахлынула горячая волна здоровья, которой он щедро делился с безответным бедолагой. Настолько щедро, что вскоре пол поплыл под ногами. Еще чуть - чуть, еще капельку, - уговаривал он себя, чувствуя, сколь нуждается в этом больной. Затем добрался до своей кровати, свалился и уснул.