Док (поворачиваясь, со стаканом в руке). Рождение и смерть — неподходящий предмет для шуток. Это ведь таинства, ниспосланные свыше, да-да, хотя в наше время оба они сводятся к отработанной процедуре, лишающей эти таинства величия. Что такое роды? Резиновые перчатки, кипяченая вода, щипцы, хирургические ножницы. А смерть?.. Прерывистый шум установки по искусственному дыханию, шприц для подкожного впрыскивания — игла вонзается в тело, и в глазах умирающего застывает ужас — трубки на руках и в почках, засунутая в прямую кишку гигроскопическая вата, чтоб кишки не вываливались наружу, и вот… существование прекращается.
Бар погружается в полумрак, освещена только фигура Дока.
…Сопутствующие таинству предметы… умаляют его величие… И все-таки это святые таинства… жизнь и смерть. Смысл их темен, как лицо чернокожего, да-да, именно так — лицо негра. Я всегда представлял себе Господа чернокожим, с абсолютно черным лицом и пребывающего в кромешной тьме, подобно негру-шахтеру в лишенной света угольной шахте; он навечно отдален от толпы так называемых верующих, лишенных почтительности притворщиков… хоть они и ходят в церковь: поют там; стоя на коленях, молятся; слушают, рассевшись, зануду-священника… Монк, я тебе не оставлял свою?..
Прожектор выключается, в баре снова светло.
Монк. Сумку? Да, вот она. (Передает ему через стойку сумку с набором медицинских инструментов.)
Леона. Он что, в таком вот виде поедет роды принимать? И вы его отпустите? Хотела бы я знать. Отвечайте быстро, лично я его не отпущу.
Док. Благодарю. И еще бренди глотну, чтоб запить таблеточку амфетамина, а то руки дрожат.
Леона. ОТПУСТИТЕ, ДА?
Док. Когда я сегодня вечером проезжал по Кэньен-Роуд, я увидел в небе яркую-яркую звезду, и взошла она прямо над трейлерной стоянкой в Треже-Айленде — как раз там я и буду роды принимать. Сегодня вечером я помогу появиться на свет новому Мессии.
Леона. Черт, шарлатан, убийца, отпусти сумку!
Леона подскакивает к Доку и хватает сумку. Бросается к двери, но один из мужчин загораживает ей дорогу. Бросается в другую сторону, но результат оказывается тот же. Монк, Док, Билл и Стив потихоньку окружают ее, как дрессировщики — разъяренного хищника. Строгой очередности в последующих репликах нет, а реплики Монка, Леоны и Дока просто накладываются друг на друга. Стив успокаивающим тоном твердит две фразы. А Вайлет говорит: «Леона, выпьем пивка». Должен создаться эффект оперного квартета: голоса переплетаются, но звучат отчетливо.
Монк. Не выпускай ее…
Док. Моя сумка! В ней же инструменты…
Монк. Стив, Билл, держите ее, а то у меня…
Док. …ДОРОГИЕ И ЗАСТРАХОВАНЫ… БОЛЬШЕ, ЧЕМ НА ДВЕ ТЫСЯЧИ! Если что-нибудь сломается… Я за ущерб и клевету в суд на тебя подам!
Леона кладет сумку на стоящий посередине сцены стол и садится на нее.
Леона. Только через суд свою сумку и получишь!
Док. Очень дорогие, очень-очень дорогие.
Стив. Глядите, прямо на сумку уселась. Вайлет говорит, что она — нет, Леона, ты только послушай, послушай, да послушай же, Леона — она хочет пивка с нами выпить! Сам слышал…
Вайлет. Только не за этим столом, ни за что, ни за что, я ее боюсь, она…
Стив. Да заткнись ты. Эй, Леона, Вайлет выпить тебе предлагает! Давай-ка выпьем вместе!
Леона. Так и буду сидеть, пока не отговорите его от незаконных….
Билл набирает в рот пива и прыскает на Леону. Та моментально вскакивает и начинает колотить его шляпой. Монк хватает со стола сумку и бросает ее Доку. Док ловит ее и стремглав выбегает.
Все под суд пойдете… Если он мать с младенцем на тот свет отправит! Неужели жизнь для вас уже гроша ломаного не стоит? Сейчас пойду и позвоню, куда следует.
Билл пытается ее остановить.
Только тронь меня! Только попробуй!
Монк. Ты кому звонить собираешься?
Стив. И кому это она звонить собирается?
Леона (Монку). А уж это мое дело, личное. Тебя не спрошу.
Рывком открывает дверь и выбегает.
Дверь так и остается открытой. Доносится шум набегающей волны.
Монк. Что она задумала?
Стив. Билл, ты знаешь, что она там задумала?