Док и Монк заразительно смеются.
Билл замечает, что банка с пивом не вскрыта, и начинает нервничать.
Вайлет. Эй, Билл…
Док. Вот такое начало любовного романа. Выгнал я из нее глистов, а расплатиться попросил «натурой». Боже мой, ну и любовь. Имел ее все лето. А в сентябре одну толстушку смазливую подцепил. И давай она меня стыдить. Обозвала меня грязным старикашкой, ну мы и расстались.
Билл. Эй, Монк. Как насчет пива?
Монк (не обращая на него внимания). Что-то я ее не припоминаю.
Док. А мы за крайний стол садились и все торговались насчет ее задницы.
Билл. Ну-ка, Монк, скажи: больше Леона у тебя стала денег просаживать? А? (Перегибается через стойку и выхватывает у Монка банку с пивом. Монк больше раздражен его поступком, нежели словами.)
Монк. Я тебе вот что скажу: я ее счета в компьютере не держу. Она расплачивается аккуратно. Если хочешь, чтобы я вскрыл банку, дай ее сюда. (Вскрывает банку.) Из-за твоих счетов я бы, может, и занервничал, а с ее — все в порядке. Понял? Только не обижайся и не ной, а…
Вайлет. Билл.
Билл. У меня есть что рассказать.
Монк. Вот с Вайлет и поделись, уже три раза звонила, тебя спрашивала.
Билл (смотрит в сторону). Вай, привет.
Вайлет. Этот господин Мензис закатил сегодня скандал в биллиардной. (Всхлипывает.) Что делать — ума не приложу. Это все из-за Мина. Вломился вчера вечером. Мензис мне и выдал… Подсядь ко мне. И еще принеси мне пива и колбасу с острым соусом. Умираю с голоду. С голоду и с тоски.
Билл. Ну что, накормить тебя и пожалеть?
Вайлет. Да, будь так добр.
Билл (Монку). Еще банку «Миллера» и пару колбасок.
Монк. Вас понял. Ты что, ушел от Леоны?
Вайлет. А где Леона, Билл?
Билл. Ревет над кастрюлей в своем чертовом трейлере.
Монк открывает еще одну банку с пивом, и Билл семенящей походкой направляется к Вайлет; в руках у него пиво и закуска, на лице — улыбка-маска. Это лицо бесцеремонного самца, уже не молодое, но еще сохраняющее былое юношеское очарование.
Вайлет. Спасибо, Билл.
Монк крутит ручку стоящего на стойке радиоприемника.
Голос диктора. «Штормовая погода от „Пойнт Консепшн“ на юг до мексиканской границы, туман сегодня и завтра, особое предупреждение водителям на участках шоссе, проходящих вплотную к океану».
Монк (выключая радио, с иронией). На лодках в океан лучше не выходить, Док.
Док. То-то и оно, Монк. Человек — посудина тем более уязвимая, лучше всего непогоду у тебя переждать.
Вайлет (пододвигаясь к Биллу). Ты что, ушел от Леоны? Насовсем?
Билл. Пока не перестанет дурью маяться. Был у нее братец, придурок, на скрипке в церкви пиликал. Так вот, как она напьется, начинает слезы лить и каяться, что дала его арестовать за то, что он торчал без дела в мужском туалете на автобусной станции в Грейхаунде. А когда я ей говорю: «Сам напросился», начинает швырять в меня чем попало.
Вайлет (нежно прижимаясь к нему). Ты мужчина что надо.
Билл. Что надо?
Вайлет. Такой большой. Ручищи во какие. (Гладит его обнаженную руку.)
Билл. У меня еще кое-что большое есть.
Вайлет. Ты читаешь мои мысли?
Билл. Не веришь, можешь пощупать.
Вайлет опускает руку под стол и начинает ею орудовать.
Хорошо, когда тебя с полуслова понимают. Я тут на прошлой неделе от одной письмо получил. Она в Сакраменто в конторе служит. Так вот она Ригану сочувствует.
Вайлет. Да ну?
Билл. Дрянь. С шестьдесят пятого не встречались, а помнит все до мелочей; хочет затащить меня на свой водяной матрац, а на таком раз попробуешь, уже и не слезешь.
Дверь распахивается, и, подобно бычку, впервые выпущенному на арену, врывается ЛЕОНА. Это неуклюжая, крупного сложения женщина; на ней широкие брюки и розового цвета шерстяной свитер. На голове соломенная шляпа с низкой тульей и узкими полями; из-под нее свисают длинные крашеные локоны. Время от времени она сдергивает шляпу и ударяет ей то по стойке бара, то по столу, то по чье-либо спине — для большей выразительности. Билл и Вайлет резко отстраняются друг от друга. Леона обращает внимание только на Билла.