— Дамы и господа, почтенные профессора! Разве fl не самый простой параметр из всех?
Джим понял мой замысел.
— Гм, ну да. В межзвездном пространстве, по крайней мере обследованном нами, простых органических веществ вполне достаточно, чтобы почти на любой пригодной для жизни планете такая жизнь возникла, хотя бы примитивная, бактериальная. Поэтому fl равен единице, это точно.
— Лишь технически, — возразил кто-то из сотрудников Охары. — Да, бактерии и археи развиваются довольно быстро, но ничего большего не порождают. До Рая мы ни разу не находили свидетельств перехода к эукариотическим формам жизни, не говоря уж о многоклеточных. Но сегодняшнее величайшее открытие профессора Охары все изменило.
Техник энергичным жестом указал на слабо светящегося в сумраке Фрито.
Я ожидала, что кто-нибудь из сторонников Пак взорвется, но Дэ ответила почти любезно:
— Мы… проверим невероятные утверждения профессора Охары, но с остальным я соглашусь. Сегодня мы продемонстрировали, что и вне Земли могут развиваться много более сложные формы жизни, чем бактерии — или могли в прошлом. Переход реален. После того, что случилось сегодня, я дала бы параметру fl реалистическую оценку по крайней мере в 0.01.
За столом кивали. Поскольку мы уже открыли десять бриновских планет и еще несколько, где в течение некоторого срока существовал поверхностный океан, ее оценка звучала правдоподобно.
— Отлично, — вмешалась я, прежде чем Охара успел ответить, — и это выводит нас на более интересную территорию, а именно к параметру fi, доле пригодных для жизни миров, где развивается разум.
Тревор рассмеялся.
— Думается, Землю можно причислить к таким мирам, но если не учитывать ее в этих расчетах… — На миг у него сделался разочарованный вид. — Мы за пятнадцать лет посетили целые тысячи миров. И ничего не нашли.
Странное дело. Тревор Дхатри всегда казался неунывающим лидером группы поддержки, я и не думала, что его могут посещать пораженческие настроения. Хотя, вероятно, в окончательную редакцию сетевого шоу эта его фраза не войдет. Ну, мне почему-то так виделось.
Он помолчал, потом оживился, видимо, сообразив, как обойти ограничение.
— С другой стороны, — бойко продолжал он, — наше сегодняшнее открытие вселяет уверенность, что шансы на существование разумной инопланетной жизни отличны от нуля, и отличны заметно. Располагая достаточно широкой выборкой, мы наверняка отыщем соседей по Вселенной.
— Это не имеет значения. Фактически мы одни. — Это заговорил Хьюго Мендес. — Вы вспомнили о том, сколько миров нам удалось осмотреть. Хорошо, пусть так, но для визуальных наблюдений нам доступно пространство едва ли не до космологического горизонта, и современные обсерватории способны наблюдать за всем происходящим там ежесекундно. Если бы инопланетная цивилизация где-нибудь существовала, разве не задавалась бы она такими же вопросами? Разве не подавала бы сигналы, которые мы могли бы распознать? Но мы ничего не наблюдаем. Каковы бы ни были остальные факторы, я сомневаюсь, что в наблюдаемой Вселенной есть хотя бы одна цивилизация, кроме нашей, по крайней мере, способная к сигнализации. — Он махнул в сторону серебристой формулы. Параметр fc обзавелся примечанием: 0 или так близок к 0, что это не имеет значения.
Мы приближались к концу списка. Мне искренне не хотелось возобновлять споры о том, кто заслуживает исследовательской аппаратуры, а кто нет. Пускай еще немного остынут, и я смогу вынести соломоново решение, разделив ресурсы пополам, чтобы Пак смогла немного поработать по-серьезному. Я обратилась к Печеньке по личному каналу, подгоняя его:
— Ну когда там первое блюдо? Или хотя бы раздразнить аппетит?
— Не больше пяти минут ждать осталось, мэм, чесслово!
Печенька совсем запыхался, чувствуется.
Я снова сосредоточилась на своих научниках. Заявление Хьюго Мендеса некоторым пришлось явно не по вкусу. Возможно, такая позиция грозила им урезанием грантов. Еще пять минут мы тут, наверное, убьем, решила я, но может и реальная грызня начаться. Улучив момент, я вернула их к нити рассуждений:
— Дамы и господа, нам осталось рассмотреть лишь один параметр из первоначального списка Дрейка, а именно — срок, в течение которого цивилизация остается коммуникабельной.
Охара рассмеялся:
— Ну, мы-то остаемся. У нас несколько полноценных колоний. Думаю, что время L может оказаться очень долгим.
Трудно было с этим спорить.
— Ну-у, не знаю. — Это заговорил кто-то из программистов, юноша с повадками заносчивого отличника. — Я бы сказал, что L с таким же успехом может равняться нулю.