Однако ржание напоминало крик боли.
Войдя в хижину, Тибо ощупью добрался до коня, подобрал поводья и вскочил в седло, не коснувшись стремени.
Как мы уже говорили, Тибо внезапно сделался превосходным наездником.
Но под этим, казалось бы, привычным грузом, ноги у коня подогнулись.
Тибо пришпорил его, чтобы сдвинуть с места, но конь, попытавшись рвануться вперед, едва смог поднять передние ноги, снова жалобно заржал и упал на бок.
Тибо быстро высвободился — это было нетрудно, потому что конь пытался подняться, — и встал на ноги.
Он понял, что граф, чтобы не дать ему скрыться, перерезал или велел перерезать сухожилия его коню.
— Черт возьми! — сказал Тибо. — Если мы с вами встретимся, господин граф де Мон-Гобер, клянусь перерезать вам сухожилия, как вы поступили с этим несчастным животным.
И Тибо выбежал из хижины.
Он узнал дорогу, по которой пришел: она вела к пролому.
Он быстро добрался до отверстия в стене, влез по камням и спрыгнул за ограду.
И здесь он увидел человека, неподвижно стоявшего со шпагой в руке.
Этот человек (Тибо узнал в нем графа де Мон-Гобера) преградил ему путь.
Граф де Мон-Гобер считал, что перед ним Рауль де Вопарфон.
— За шпагу, барон! — сказал граф.
Объяснения были излишни.
Впрочем, Тибо, у которого из зубов и когтей вырвали добычу, был разгневан не меньше самого графа.
Он вытащил не шпагу, а свой охотничий нож.
Они скрестили клинки.
Тибо умел обращаться с палкой, но понятия не имел об искусстве фехтования.
Он очень удивился, взяв, как ему показалось, непроизвольно, оружие и став в оборонительную позицию по всем правилам.
Граф нанес ему подряд два или три удара, которые Тибо отразил с удивительной ловкостью.
— Да, в самом деле, — сквозь зубы пробормотал граф, — мне говорили, что на последнем состязании вы задели Сен-Жоржа.
Тибо не знал, кто такой Сен-Жорж, но он чувствовал такую твердость и гибкость руки, что мог, кажется, поразить самого дьявола.
До сих пор он только защищался; но вдруг, после одного-двух неудачных нападений графа, Тибо сделал выпад и пронзил графу плечо.
Выронив шпагу, граф согнулся влево и упал на колено с криком:
— Лесток, ко мне!
Тибо надо было вложить оружие в ножны и бежать.
К несчастью, он вспомнил, что поклялся, встретившись с графом, перерезать ему сухожилия, как тот поступил с конем.
Просунув лезвие под согнутое колено графа, Тибо потянул его на себя.
Граф вскрикнул.
Но, поднимаясь, Тибо почувствовал резкую боль между лопатками, затем ледяной холод в груди.
Наконец, он увидел, как из его груди, над правым соском, вышло острие ножа.
Затем все заволокло кровавое облако.
Лесток, которого граф, падая, позвал на помощь, воспользовался минутой, пока Тибо выпрямлялся, и воткнул ему между лопаток свой охотничий нож.
XVIII
СМЕРТЬ И ВОСКРЕСЕНИЕ
Утренний холод вернул Тибо к жизни.
Он попробовал приподняться, но сильная боль пригвоздила его к земле.
Тибо лежал на спине, он ничего не помнил, а видеть мог лишь низкое серое небо над головой.
С усилием повернувшись на бок, он приподнялся на локте и огляделся.
Вид окружавших его предметов вернул ему память о происшедших событиях: он узнал пролом в стене парка, вспомнил свое любовное свидание с графиней и жестокую дуэль с графом.
В трех шагах от себя он увидел на земле пятно крови.
Но графа не было.
Несомненно, Лесток, пригвоздивший его, Тибо, к земле ударом ножа, помог своему господину вернуться домой.
Тибо же они оставили здесь одного умереть как собака.
У башмачника уже на языке были пожелания всех несчастий, какие только можно придумать для злейшего врага.
Но с тех пор, как Тибо перестал быть Тибо, и на все то время, пока ему предстояло оставаться бароном Раулем, он утратил всю свою волшебную силу.
Оставалось дождаться девяти часов вечера; но доживет ли он до этого часа?
Он испытывал сильнейшее беспокойство. Если он умрет раньше девяти часов, кого же из них не станет: его, Тибо, или барона Рауля? Могло случиться и то и другое.
Но больше всего Тибо злило то, что эта беда приключилась с ним снова по его же собственной вине.
Он помнил, что, перед тем как пожелать сделаться на двадцать четыре часа бароном, он произнес эти или похожие слова: «Я от души посмеялся бы, Рауль, если бы граф де Мон-Гобер застал тебя у своей жены; это прошло бы не так, как вчера у бальи Маглуара, и вам пришлось бы обменяться ударами шпаг».