В восемь они появляются. Можно назвать их стайкой, гостей — предостаточно. Юхан Антонсен в белой рубашке, с лицом, не выдающим ни победы, ни поражения. Рис варится на плите. Листья салата помыты, нарваны и опущены в масло и уксус; теплый хлеб с грецкими орехами и маслом, размягченным заранее, стоит на каждом столе вместе с французским белым вином. Бездетные спускаются, муж в костюме, со следами подушки на лице, жена растрепанная, бледная и чуть пьяная, а за ними Францен с супругой. Он просит шампанского, будет ему шампанское, как насчет шампанского, Юхан Антонсен, не хотите попробовать?
— Да, спасибо.
Она не спрашивает о том, как прошло дело, чтобы не слышать ответа. Но он выпивает шампанского и получает свои сигариллы. Она одолжила одну, отдаст при возможности. Юхан Антонсен говорит, ему только приятно, предлагает сигариллы всем, Францен с супругой берут и благодарят, фру Хюсет благодарит, а господин Хюсет морщит лоб и кашляет. Фру Хюсет прикуривает от Францена и выдыхает плотные кольца дыма на мужа, который кашляет и отмахивает дым рукой, демонстративно поворачивается спиной и смотрит через открытую дверь веранды на море, в этот момент Нина кричит, что стол накрыт. Рис, украшенный сверху листьями петрушки, поданный в старых коричневых огнеупорных формочках, и цыпленок по-альзасски на пару с нежным ароматом лука и сливок. Агнес и Ада открывают еще вина забавным штопором со стены. Фру Хюсет жадно отпивает всякий раз, когда муж склоняется над едой, он проголодался, выспался, он заглатывает еду. Ада и Агнес пробуют еду на кухне. Только фру Хюсет ест с осторожностью, покачиваясь, подходит к Антонсену и просит еще сигариллу. Хюсет уже тут как тут, извиняется за свою жену, которая немного не в себе сегодня вечером, вынимает сигариллу из ее руки, красиво кладет обратно на стол Антонсену и решительно ведет жену в сторону их собственного стола. Еда выносится во второй раз, ароматная, вкусная, сытная. Францен распускает желтый шарф на шее, удовлетворенный, откидывается на стуле с бокалом в одной руке, подкручивает усы другой, юная фру Францен через «ц» скидывает с себя босоножки под столом, наклоняется вперед и нежно похлопывает супруга по животу, круглому, туго натянувшемуся поверх ремня.
Солнце все еще светит, оно стоит низко, и лучи расцвечивают в желтый цвет пол и скатерти, салфетки и вино, светлую одежду гостей, превращают белую рубашку Юхана Антонсена в желтую. Окна закрыты, но двери распахнуты на лужайку, и легкий ветерок доносит слабый запах сирени, типичный для июньских вечеров и последних дней цветения. В этом свете все происходит медленно, кровь и вино текут тяжело и безмятежно, островки в море на горизонте становятся невесомыми. В это время суток тишина такая густая, что кажется, останавливает время.
Фру Хюсет подбирает со стола опавшие фиолетовые лепестки кроваво-красной герани и растирает их в пыль между пальцев. Голова болтается на ее шее, словно у недоросшей птицы, глаза блестят — черные и далекие. Она идет нетвердо, садится в одно из плетеных кресел у шиферного столика на террасе и смотрит на море. Муж следует за ней, встает за креслом и кладет руки ей на узкие плечи. Белые занавески подрагивают, море лижет и проглатывает шхеры, медленно сглаживая их, корабль на горизонте раскачивается на волнах и блестит серым куском льда.
Юхан Антонсен поднимает бокал за Нину в дверях кухни, она выливает остатки шампанского из последней бутылки в кухонный стакан и выпивает вместе с ним. Францены идут обнявшись мимо сирени к пляжу, пробуют устроиться на осевшей скамейке, опрокидываются, и бело-розовые пальчики на ногах юной женщины трепещут в бледном воздухе, который разносит ее смех и воздушные поцелуи, один за другим. Они присаживаются на новую каменную скамейку у шхеры, ходят по пляжу, поднимают камушки, гладят ими друг друга по губам и шее и бросают в море. Фру Хюсет опускает голову между колен, ее тошнит. Хюсет любезно извиняется. Последнее время она не в себе. Он приседает, обнимает ее за талию, перекидывает ее через левое плечо одним сильным движением и проносит через столовую наверх. Нина бежит впереди и открывает двери.
Спокойной ночи, друзья, спокойной ночи. Спасибо за приятный вечер. Удачи во всем. Все будет хорошо!
Антонсен занимает плетеное кресло, снимает панаму с крючка на стене и натягивает ее на лоб, будто против панамского солнца, посасывает сигару и выдыхает маленькие пряные облачка дыма, не хватает только нескольких медленно развевающихся на ветру простыней, которые сушились бы за его спиной на веревках.