Всё проще простого. Семейная идиллия, что вырисовывалась до, была всего лишь фарсом — браком по расчёту, где брачный контракт с энным количеством нолей и потребный вид в обществе. Главное сохранить лицо. Везде контракты. Несомненно, юриспруденцию придумали в Аду.
Последнее избавило меня от скуки.
Взглядом ищу другие примечательные субъекты в кафе, но не нахожу, залпом осушив содержимое стакана. Жарко.
Расплатившись, выхожу в ночь кривых улочек, по которым гуляет праздный люд. Я и сам сейчас мало отличаюсь от них: кроссовки, потёртые синие джинсы, чёрная рубашка, очки с фиолетовыми стёклами, чтобы хоть как то скрыть мой пронзительный взгляд. Ничего особенного.
Городские часы бьют полночь, как раз в тот миг, когда мимо меня проходит женщина в чадре. Она тоже поглощена своими проблемами и идёт к сыну. Тому самому официанту. Я не вижу её лица, но таинственный взор зеленовато-карих глаз приятен. Женщина смотрит на меня, я же в это мгновенье пытаюсь представить себе её образ: она в годах, хотя всё так же весела и молода в душе. Нос с горбинкой, тонкие губы, но не злые… Родинка на щеке и чёрные длинные косы, украшенные золотыми заколками. Фарида.
Похожие глаза я уже встречал, в те времена, когда алчность монархов была для меня великолепной забавой. Я радовался, наблюдая за тем, как ссорятся между собой Филип II французский и Ричард Львиное Сердце. Как старые склочные супруги, а между ними, подобно нерадивым детям, метались рыцари Веры, направляемые рукой выжившего из ума папы Целестина III, а затем и его преемника Иннокентия III. И никому не нужны светлые идеалы, равно как и Гроб Господень, вместе со Святой Землей. Реки крови и боль людская всегда питали Палестину, а вместе с нею и меня.
Запах пожарищ, вой жён и матерей, над телами погибших мужей и детей…
На закате смерть призывал молодой курд Юсуф, кляня небо и Аллаха, что был глух к его мольбам. Но не я. Это его глаза я вспомнил.
— Дай мне сил не посрамить честь предков, — шептал он потрескавшимися губами, ведь в пустыне, без воды, его ждала смерть. — Прости Аллах! Прости и помоги мне!
— Слова твои услышаны. Ты будешь жить, — я явился перед курдом в виде гурии-юной девы, заворожив миражами. — Но нужно лишь одно. Отдай мне свою душу, и ты получишь вечную жизнь. Тебя, оборванца, будут бояться государи. Хочешь ли ты подобных почестей?
— Хочу!
Юсуф получил бессмертие в веках… Ведь его помнят и поныне! Он обрёл величие и власть, став победоносным Защитником веры — Салах-ад-Дином*, окрасившим пески в багровый цвет. Многие встали под его знамёна. Европа тряслась пред ним в страхе, когда Юсуф победоносно вступил в Иерусалим и крестоносцы, бросив своё оружие, бежали без оглядки. Вот только стрелы, пущенные в спину, быстро настигли отступавших.
Жадные пустынные стервятники терзали их тела, а кости иссохли на солнце. Никто не выжил.
Большее же наслажденье мне доставило то сражение, что решило судьбу Палестинской земли.
С севера приближалась объединённая армия Англии, Франции и папского престола, но что они могли, раздираемые противоречиями, кроме того как убивать невинных, грабить и жечь небольшие города?
Хиддина утонула в крови в день битвы.
Жажда наживы гнала глупых христиан вперёд, на копья Салах-ад-Дина, где была лишь верная смерть.
Я вижу сквозь столетия, как несутся разгорячённые кони, а всадники их в доспехах заносят мечи для удара. Вот что опьяняет по-настоящему.
Быстрей! Быстрей! Ещё быстрей! Туда, где выстроилось, ощетинившись иглами копий войско «неверных». Туда, где тот, что призвал меня, заключив договор. Даже в зените славы он не бросает своих ратников, сражаясь, бок о бок, рядом с ними. Тот самый курд, что стал султаном, владеющим несметными богатствами и огромной империей.
Латы Салах-ад-Дина сверкают на солнце, а вороной конь нетерпеливо роет копытом землю, не желая смирно стоять на одном месте. Он тоже в предвкушении битвы.
Стрелы со свистом взмывают в небо так, что то темнеет. За ними следует греческий огонь…
Кто-то упал, как марионетка, с перерезанными ниточками, кто-то поднялся, кто-то не встанет больше никогда. Ещё мгновенье, и две силы с грохотом столкнутся, ломая копья и щиты.
Рыцари Храма, Тамплиеры, Иоанниты, Легионы славной Франции, достопочтенные сыны Англии и бесчисленная армия султана… всё смешается в битве, рождая хаос.
Вот Ричард Львиное Сердце, помышляя о подвигах и героизме, прорубается через самую гущу сражения к Садах-ад-Дину. Этот англичанин, наверное, единственный из своих соотечественников, кто борется изо всех сил, думая, что поступает во благо! Смешной король. Мощными ударами Ричард раскидывает соперников направо и налево, теснит их ряды на пути к своей цели, топчет копытами коня… белые бока животного в крови. Оно обезумело от ярости и боли, но всё ещё способно нести своего седока.
Мой смех плывёт над головами, ибо я заглядываю в глаза умирающим, собирая урожай душ. Настоящее раздолье!
— Ты хочешь остаться в живых? — я смотрю на тяжело раненного в грудь, командора Немецких Псов. Багрянец пропитал его белоснежные одежды, с нашитым на них чёрным крестом. — Металл кольчуги тяжел, не правда ли?
— Изыди, ведьма! — он всё ещё сжимает меч, стараясь отогнать от себя деву в алых одеждах .— Изыди! Никогда этому не бывать…
— Что ж… — я наблюдаю, как командор угасает, а клинок его падает с глухим стуком на землю. — Право твоё.
Салах-ад-Дин овладел большей частью Палестины и Иерусалимом. Все церкви города, кроме храма Воскресения, были обращены в мечети. Но жителям даровали жизнь и возможность выкупить свою свободу, заплатив цену, согласно договору. Та же участь ждала другие города, но Юсуф «неожиданно» умер, готовясь к очередному походу, но уже по воле Люцифера, позавидовавшего моей изобретательности и обретённой силе, ведь в иерархии сил я встал за ним. Я говорил об этом.
________________________________
Салах-ад-Дин* — Юсуф ибн Айюб Салах ад-Дин (Саладин) — мусульманский лидер 12 века, султан Египта и Сирии, основатель династии Айюбидов. Это одна из величайших личностей в истории Ислама. О нём до сих пор вспоминают и на Западе, и на Востоке.
========== История восьмая. Сияние меркнет. ==========
Франция. 1667 год.
Вспоминаю не без удовольствия, как оказался в Париже ровно через год после смерти примечательного Мазарини вместе со своим старшим братом Габриэлем.
Заключив с отцом короткое перемирие, я взялся осуществить одну давнюю задумку Люцифера, для нужного исхода которой требовалась хитрость и расторопность.
Зима и дорога навевали на меня тоску, даже гостиница на окраине города, в коей мы остановились. Именно там Габриэль встретил своего знакомого месье Дофинэ, с чьим отцом давно водил дружбу. Надо же! Мой эгоистичный братец приятельствовал с человеком!
Однако… мы мгновенно получили от Дофинэ приглашение посетить его родовой особняк, в котором должен был состояться праздник в честь дня рождения его матушки — сиятельной графини Луизы.