— Вот как? — удивилась мама. — И какие же?
— Я слежу за нашими соседями, — объявил я и вышел из кухни.
По пути наверх я резким движением сдернул желтую ленту с двери гостиной. Однако наутро она висела там снова.
Неделю спустя я собрал все старые любительские пленки, бывшие в доме, сложил их в чемодан и отвез его в багажнике на работу. Теперь у меня был свой ключ, и я приходил в библиотеку за час до того, как Бёрди являлась выпить свою первую чашечку кофе «Фолджерс». Я оттащил чемодан наверх, в кинозал. На кассетах с пленкой маминой рукой были сделаны надписи: «Шахматный турнир», «Викторина по химии», «Натан идет в школу». Я открыл ту, на которой была надпись «Натан: первые дни», вставил пленку в киноаппарат, запустил его и погасил свет.
Я никогда этого раньше не видел и даже не знал, что есть такая пленка. Сначала пошли прыгающие кадры: мои родители в нашем доме, а у них на руках что-то крошечное, завернутое в одеяло. Вот мама нянчит меня, сидя на залитом солнцем диване и подстелив на колени мексиканский платок. Вот она в нашей светлой кухне: держит меня на руках и напевает. Поначалу казалось, что отец выступает тут только в качестве оператора-документалиста, но потом появилось и его изображение. Вот он суетится надо мной, сидящим в белой пластиковой ванночке. Детская ручонка поднимается из воды и хватает его за бороду. Он криво улыбается камере, видимо боясь пошевелиться. Потом осторожно освобождается и принимается мыть меня губкой. Дальше меня подхватывает мама, и камера дает крупный план. Младенец совсем еще крошечный: на молочно-белом тельце отчетливо видна сетка голубоватых вен. Красивого в нем мало, но родители в восторге. Отец переполнен чувствами, и, вглядываясь в старую зернистую пленку, я, кажется, замечаю даже влагу на его глазах. Я поставил аппарат на паузу, мотор снизил обороты. Неужели вот это пятнышко, блеснувшее отраженным светом, — слеза? Я стал смотреть дальше. В следующих эпизодах отец что-то мастерил: орудовал молотком, пилил пилой и так далее. На дрожащих кадрах было видно, что у него на запястье ничего нет: он забыл надеть часы. Незадолго до смерти отец рассказал, что, когда я родился, он перестал носить часы и принялся чинить все в доме. Теперь я мог убедиться: мое появление на свет действительно оторвало его от обычных занятий.
Тут появились Бёрди Питерс и мистер Роулингс. Бёрди распахнула дверь стремительно, словно рассчитывала застать меня за просмотром снаффов.
— Как ты меня напугал, Натан! — театрально вскрикнула она.
— Доброе утро! — кивнул я, выключая аппарат.
— Мистер Роулингс хочет посмотреть июльские парады с тысяча девятьсот семьдесят пятого по тысяча девятьсот восьмидесятый год. Как мы договаривались.
— Да, разумеется. Я их уже приготовил.
Бёрди еще немного помедлила и, выдержав театральную паузу, вышла со словами:
— Ну что ж, тогда я вас оставляю вдвоем.
Мистер Роулингс, крупный мужчина в фетровой шляпе, уселся на стул и сказал:
— Поищи-ка мне кадры с фейерверками и марширующими оркестрами. И каких-нибудь кривоногих девчонок с трубами.
Правую руку он положил на брюхо.
— Сейчас поищем, — откликнулся я. — Но только сначала, если вы не возражаете, сэр, я хотел бы попросить вас взглянуть на один фильм. Меня интересует вопрос: плачет тут мужчина или нет?
Мистер Роулингс снял шляпу и положил ее на стол. Он занимался историей нашего городка, и прошлое для него было в каком-то смысле важнее настоящего. Я включил аппарат и погасил свет. На экране замелькали тени, показался отец.
— Смотрите, у него нет часов, — сказал я.
— Угу, — тяжело выдохнул мистер Роулингс. — Это твой отец?
— Да, сэр. А вот сейчас пойдет кусок, где он, возможно…
— Плачет, говоришь? Ну-ка, дай посмотреть!
Я уменьшил скорость. Отец стоит возле ванночки, мокрые руки блестят, как смазанные жиром. Вот он поворачивается к окну… Я остановил аппарат:
— Видите?
Мистер Роулингс наклонился поближе и даже выпятил нижнюю челюсть.
— Да, похоже на слезу, — сказал он. — А этот толстый младенец кто? Уж не ты ли?
— Да, я. Значит, есть слеза?
— А какие это годы? Семидесятые?
— Зима семидесятого года. Это происходит как раз в то время, когда астронавт, высадившийся из «Аполлона» на Луну, сыграл там в гольф.[85] Также в это время происходят выборы в Индии.
Какие-то исторические факты все еще держались в моей голове.
Поначалу мистер Роулингс глядел на меня подозрительно, но теперь лицо его просветлело: он нашел родственную душу.
— Так, значит, это блестящее пятнышко у него на щеке — слеза? — повторил я вопрос.