Бронетранспортёр стоял, неуклюже завалившись набок. Он был окутан клубами чёрного дыма.
Мы с Кабушкиным обнялись, похлопали друг друга по лопаткам. А потом стали с опаской подкрадываться к поверженному чудовищу.
Самураев, находившихся в бронетранспортёре, отбросило далеко в сторону. Один из них, услышав наши шаги, зашевелился, хотел встать. Однако это ему никак не удавалось. Мундир на нём тлел. Это был офицер. Кабушкин щёлкнул затвором и направил на него винтовку. Офицер упал лицом на землю и затих, ожидая выстрела.
Я перевернул офицера на спину. У него был глубоко рассечён лоб между бровями, рябое лицо залито кровью. На левой руке оторван мизинец. Я расстегнул нагрудный карман его кителя, вытащил документы.
Самурай приподнял дрожащие веки, уставился на меня безжизненно-тусклым взглядом. Его распухшие губы шевельнулись.
— Сорен хейси! — выговорил он еле слышным голосом. — Не убивайт… Танака Рюкичи не убивайт!..
Я положил толстый запечатанный конверт с воинским штемпелем и его удостоверение в свой планшет.
— На кой чёрт тебе его бумажки? — недоуменно спрашивает Кабушкин.
— Пригодятся, — говорю ему. — Этот тип не пограничник, а из жандармерии. Значит, это всё не случайный пограничный инцидент.
Мы взяли удостоверения ещё у трёх солдат. Если целыми и невредимыми доберёмся до заставы, вручу их полковнику Гребеннику.
Нагнувшись, мы побежали по узкой просеке, протоптанной нашими товарищами. Со стороны сопки Заозёрной доносятся гулкие раскаты взрывов и частая стрельба. Там идёт бой. В его шум время от времени врываются короткие пулемётные очереди — будто дятел долбит дерево. Сейчас на наших позициях дорог каждый человек. Скорее бы выполнить задание и вернуться назад!..
Мы вышли к озеру, остановились и прислушались.
На сопке опять всё стихло. Её вершина окутана жёлтой пеленой. А вражеские снаряды почему-то ложатся на болото. Среди камышей изредка хлопают одиночные выстрелы.
Мы блуждали среди камышей около часа, то выходя к самой воде, то вновь удаляясь от озера. Наконец отыскали своих. Очень удивились, застав здесь и лейтенанта Терешкина с группой из семи человек. Все они были ранены, едва передвигали ноги.
— Товарищ лейтенант! А как же высота? — вырвалось у меня.
— Они обстреляли нас из тяжёлой артиллерии, — сказал Терешкин, с трудом переводя дыхание, и потупил взгляд, будто считал себя виноватым, что пришлось покинуть сопку. — Мы бы зубами вцепились в землю и не ушли! — закричал он вдруг, ударив кулаком о ладонь. — Но мы получили приказ оставить позиции!
— Почему?
— Полковник Гребенник сказал, что мы удерживали сопки ровно столько времени, сколько было нужно. Теперь, по его мнению, самураи всё равно не успеют углубиться к нам в тыл. На подходе наши части… А в зарослях неприятельские солдаты за нашими бойцами охотятся, как за зайцами!
— Полковник, наверно, не хотел, чтобы они нас всех перебили, — заметил один из бойцов, — у которого всё лицо было обмотано бинтами.
— А где Чернопятко, товарищ лейтенант? — спросил я.
Терешкин сидел, обхватив руками голову и не двигаясь.
Я коснулся его плеча и повторил вопрос. Лейтенант вскинул голову и опять уставился на мои губы. Я понял, что Терешкин оглох и догадывается о моём вопросе только по губам. Я снова спросил про Чернопятко.
— Чернопятко? — переспросил Терешкин и показал рукой в сторону сопки, где теперь уже хозяйничали самураи. Вдруг он резко встал и металлическим голосом распорядился: — Красноармеец Кабушкин! Приказываю раненых погрузить в лодку и переправить на тот берег! А те, кто ещё в состоянии драться с самураями, ко мне!
Лейтенанта покачивало из стороны в сторону. Было заметно, что ему стоит огромных усилий удержаться на ногах.
Бойцы обступили лейтенанта. Терешкин внимательно оглядел всех. У кого перевязана голова и из-под бинтов сочится кровь, у кого рука, обмотанная тряпьём, подвешена на тесёмке.
— Товарищи! — громко сказал Терешкин, словно стараясь услышать самого себя. — Необходимо задержать противника, не пропустить к озеру, пока не переправятся наши раненые товарищи!
Мы разделились на две группы и разошлись в разных направлениях.
Нас было шестеро. Я решил во что бы то ни стало добраться до сопки, где остался Иван. Но, едва только мы отдалились от берега метров на двести, наткнулись на двух пограничников. Они пятились, насторожённо вглядываясь назад, и волокли за собой станковый пулемёт, который то вкатывался на кочки, то погружался до половины в грязь.