— Должно быть, кого-то смыло волной! — догадался он.
Если это было так, то хозяин сделал все возможное, чтобы спасти несчастного. В самом деле, рискуя перевернуться, шлюпка уже плыла вниз, так как человека могло унести только по течению.
Что до Ильи Круша, то он ничем не мог помочь бедняге — выйти на середину реки означало добровольно отдать себя на растерзание бушующим волнам.
Оба ждали. Сигнальные огни по-прежнему качались на верхней палубе баржи. Через полчаса вновь показался свет фонаря, освещавшего путь шлюпке. Она с помощью весел возвращалась на баржу, и похоже было, что попытка спасения не удалась, так как послышался крик одного из матросов:
— Он пропал! Его нигде нет!
— Разве можно было его спасти? — с сомнением промолвил Илья Круш.
— Течение быстро вынесло его на середину реки, — предположил господин Егер.
— Да, именно отсюда оно направляется к левому берегу.
В общем, казалось, что все закончилось. Шлюпка, не без труда подойдя к барже, была поднята на борт. Затем огни погасли, и все погрузилось если не в тишину, то в темноту.
Илья Круш и его компаньон вернулись в рубку, где тщетно пытались поспать хотя бы несколько часов.
С первыми лучами солнца буря почти утихла, и Илья Круш услышал, как его зовут снаружи.
Он вышел, господин Егер последовал за ним.
Шлюпка с командой из шести человек на борту стояла бок о бок с плоскодонкой.
Один из мужчин, лет сорока, среднего роста, который, казалось, командовал остальными, поднялся на ноги. У него были жесткие черты лица, живые глаза под нахмуренными бровями, лицо грубое, но энергичное, ломкий голос. Широкие плечи свидетельствовали о недюжинной силе.
Обратившись к Илье Крушу, он не спросил, а уверенно сказал:
— Вы Илья Круш…
— Да, — ответил тот, несколько сбитый с толку и обращением, и тоном, которым оно было произнесено.
Мужчина продолжил все так же утвердительно:
— Вы рыболов, победивший в Зигмарингене.
— Да.
— Бывший дунайский лоцман.
— Да, но в свою очередь могу я спросить, кто вы?
Во время этого диалога господин Егер держался крайне незаметно и крайне внимательно рассматривал незнакомца.
— Я хозяин баржи, которая стоит на якоре неподалеку… Этой ночью случилось несчастье: нашего лоцмана смыло волной, он упал в воду, и спасти его не удалось. Поскольку вы лоцман, я прошу вас заменить его.
Илья Круш был настолько не готов к такому предложению, что в первый момент не знал, что сказать. Наконец он бросил взгляд на господина Егера, как будто прося его совета, и поинтересовался:
— Я нужен только, чтобы провести вас до ближайшего болгарского или валашского порта, куда баржа прибудет через несколько часов?
— Нет… Я не смогу там раздобыть лоцмана, а мне он необходим, — хозяин говорил все более и более требовательным тоном, — необходим любой ценой…
— До Галаца или до Измаила?
— До Черного моря.
— По какому гирлу?
— По Килийскому.
Господин Егер, скрестив руки на груди, ждал, что ответит его компаньон.
— Итак? — сказал хозяин.
— Это невозможно, — ответил Илья Круш.
— Я же сказал, любой ценой! Вас устроит сумма в две или три сотни флоринов?..
— Нет, — повторил Илья Круш. — Я начал путешествие, которое не могу прервать…
— Четыреста флоринов, — не унимался хозяин. — Вы заработаете их за какую-то неделю…
— Я отказываюсь, — не отступал Илья Круш. — У меня есть компаньон, которого я не могу бросить одного в лодке…
— Ваш компаньон сядет вместе с вами на баржу. — Голос хозяина дрожал от ярости. — Что до вашей плоскодонки, то мы возьмем ее на буксир. Ваше последнее слово?
— Нет.
В самом деле, Илью Круша никак не устраивало отказаться от своих планов и закончить плавание по Дунаю на этой барже. Если бы речь шла о том, чтобы управлять ею часа два-три, то он с удовольствием оказал бы такую услугу. Но восемь-десять дней, до самого устья Дуная… нет, невозможно. И ему казалось, господин Егер согласится с ним полностью.
Все решилось очень быстро. По знаку хозяина его подручные заставили Илью Круша и господина Егера перейти на шлюпку, сняли плоскодонку с якорей, взяли ее на буксир, и несколько минут спустя она была уже рядом с баржей, где ее тут же подняли на борт.
Напрасно рыболов протестовал. Всякое сопротивление было невозможным — пятнадцать против двоих. И, если бы Илья Круш не подчинился, его отправили бы в трюм и держали бы там, пока он не согласится.
При этом господин Егер вел себя совершенно невозмутимо и, казалось, всем своим видом подсказывал компаньону не упрямиться, а делать то, что велят.