— Такого здесь никогда не бывало.
— Знаю, что не бывало. Но представить же можно. Представь себе и радуйся — недорого стоит.
— Говорят, так все и будет.
— Это что, — небрежно заметил мальчик, словно ему известно было нечто гораздо более важное.
Девушка посмотрела на него растерянно. К ученым разговорам она не привыкла. А он неожиданно заговорил о другом:
— Значит, с нами пошла?
— Да.
— Как же тебя мать отпустила?
— Другие могут, а я что? Из нашего села многие ушли. Поначалу мама боялась, а теперь сама послала, чтоб за братом присматривала. А то он у нас теперь один остался — отца-то еще в прошлом году усташи убили.
Говорит она звонким ясным голосом, и мальчика прямо мороз по коже подирает, когда этот голос раздается так близко: он весь светится радостью от того, что бок о бок с ним идет такая веселая девушка — и почему-то смущенно отводит от нее глаза.
Вдруг его внимание привлекла торба в руках девушки. Губы зашевелились. Рот заполнила слюна. Он мог бы есть еще. Мог бы есть до самой ночи, есть всю ночь напролет, а утром позавтракать и потом есть до обеда и плотно пообедать, в общем, есть, есть без конца.
— Чудесное поле, — произнес он.
Новичок остановился. Обернулся.
— Вон они! — сказал он.
Над дорогой, там, где начиналось поле, повисло облако пыли; донеслось рычание моторов.
— За мной! — крикнул Голый.
Они находились уже на краю поля. Слева от дороги тянулись невысокие холмы, покрытые кустарником и изрезанные буераками. Следуя за Голым, они добежали до зарослей. Голый распорядился:
— Ты, парень, становись там, — приказал он новичку занять левое крыло. — Ты, далматинец, там, — поставил он мальчика справа от себя, за ряд развесистых кустов. — А ты будь возле меня, — сказал он девушке, снял пулеметную ленту, соединил ее с концом ленты, торчащей из пулемета, и снова обратился к девушке — Вот так будешь подавать. Ложись рядом. — Затем крикнул парням: — Огонь открываю я. Вы следом! Поняли?
— Где уж нам, — сказал мальчик, — повтори!
Голый пропустил его слова мимо ушей и стал неспешно налаживать пулемет, старательно демонстрируя свое спокойствие. Лицо его горело, бледности и утомления как не бывало.
— Патруль, — сказал он. — На это они мастера — поставят пулеметы на горку и бьют по прохожим. А самолет им дорогу разведал. Чистая работа, ничего не скажешь!
Новичок сосредоточенно взялся за дело. Он весь напрягся, относясь к происходящему до предела серьезно. Тщательно прилаживался, придирчиво целился, менял позицию, оглядывал поле боя. Он был взволнован, но не проявлял никаких признаков малодушия. Решил стоять насмерть, что бы там ни было. Такой уж у него был характер. И Голый все это читал на его лице.
Мальчик, щурясь то и дело, выглядывал из терновника; винтовку он держал не так напряженно, как Голый и новичок. Несколько раз он лез в карман и ощупывал гранату. Новичок тоже рылся в мешке.
— Что такое?! — воскликнул мальчик. — Остановились.
— Остановились, — разочарованно протянул и Голый.
У длинной ленты пыли, змеей вьющейся над полем, неожиданно выросла огромная круглая голова. Это были три мотоцикла с колясками. С них сошли люди в плащах и принялись совещаться.
— Следы наши заметили, — сказал мальчик.
— Да, — сказал Голый. — А может, кто в селе сказал, что мы пошли этой дорогой.
— В селе никто не мог сказать, — возразила девушка.
— И я думаю, что никто, — подтвердил новенький.
— Тогда, значит, следы изучают, — заключил Голый.
— В пыли есть отпечатки прикладов, сапог и босых ног, главное, сапог и башмаков. Надо быть дураком, чтоб не догадаться, — сказал мальчик.
Они замолчали, продолжая с неослабевающим вниманием наблюдать за дорогой.
Вдруг Голый услышал за спиной шорох и вслед за ним чей-то шепот:
— Товарищи, товарищи, — звал кто-то приглушенным голосом совсем близко от них.
Голый вздрогнул. Испуганно обернулся. В десяти метрах от него полз человек. Усатый, загорелый до черноты крестьянин средних лет в поддевке тихо подкрадывался к ним. За ним ползли еще двое, помоложе, такие же взволнованные, как и первый. Голый сразу понял, что страх его напрасен.
— Вы зачем здесь? — спросил он.
— Вам помочь, — сказал старший. — Сначала думали подождать, потому как оружия у нас нет. Но эти остановились, мы и решили, может, чем поможем. У вас гранаты или чего другого не найдется? Я умею обращаться с гранатой.
Голый строго глядел на них. Ему хотелось принять дружескую помощь. Но не просчитается ли он? Он вглядывался в их лица. О чем-то раздумывал. А они в страхе, приоткрыв рот, не сводили с него глаз.