Машка в тот момент, казалось, проглотила язык, побледнела и замерла. Видимо, в ее голове тут же нарисовалась нехитрая формула: сын ректора, плюс Машино мнение — равно отчисление…
— Иван Андреевич, — томным голосом начала она. Я округлила глаза и негодующе взглянула на нее. От меня не укрылось то, как усмехнулся лаборант. — Может, договоримся?
В аудитории повисло молчание. А вот в моей голове мой внутренний голос вопил, пытаясь, видимо, ментально достучаться до внутреннего голоса Маши. Никитина, да ты себя вообще уважаешь?!
— А у вас есть, что предложить? — Иван Андреевич прищурил глаза. Он присел на угол стола и скрестил руки на груди.
— Ну, смотря, что вас интересует, — так же томно продолжала Маша. Кажется, мои глаза сейчас вылетят из орбит. Маша маняще приподняла бровь и сладко улыбнулась. Ну дает! Дура! Вот сейчас он с ней договорится обо всем, а мне-то что делать после этого всего?!
— То, что меня интересует, можешь положить сейчас в зачетку в двойном размере, а потом отдать ее мне, — неожиданно строго ответил Иван Андреевич. Машка, слегка замешкавшаяся, поняла: что-то, что она предлагала, похоже, не особо интересовало преподавателя. Она стянула сумку с плеча, тихонько вложила две купюры номиналом тысяча рублей каждая в зачетку, при этом не доставая рук из сумки и вручила зачетку лаборанту. Тот с невозмутимым видом забрал ее. Негласная ставка за экзамен — «косарь». А он, значит, берет двойную цену… Ну. Конечно! Что же еще может заинтересовать заядлого игрока!
— Я могу быть свободна? — холодно проговорила Маша. Вся ее «соблазнительность» мигом испарилась.
— Сегодня — да, — препод сунул зачетку в портфель. Мои глаза зацепились за свою фамилию, написанную на титульном листе первой папки, среди внушительной стопки. Это что, наши курсовые? Да с какого же вы факультета, Иван Андреевич? — Жду на следующем семинаре, заодно зачетку заберешь, которую ты случайно сейчас забудешь.
— А на зачет? На финальный семинар? Я могу не приходить? — Маша прищурилась.
— А на зачет, Никитина, я буду ждать тебя больше других. — Иван Андреевич чуть подался вперед, передразнивая заискивающий тон Маши минуту назад.
Машка, гордо подняв подбородок, резко развернулась и, стуча каблуками сапог отправилась к двери, не стесняясь громко крикнув:
— Козел!
Когда дверь за ней с грохотом захлопнулась, мое сердце глухо ударилось о ребра. Я ошалело взглянула на лаборанта. Он только усмехнулся, судя по всему, на славу потешившись.
— Ну, Васильева… — он оценивающе взглянул на меня. Мне сразу же вспомнился момент, когда он презрительно на меня посмотрел тогда, на кухне, в доме номер восемь… Не узнал? Или хорошо играет? — Что ты мне хочешь предложить? Липовую справку? Деньги? Себя? — он противно хмыкнул. — Я смотрю, в универе эта валюта в ходу.
— Не поверите, у меня даже влиятельной мамаши нет, — вдруг выпалила я. Мне показалось, что это его только разозлит, но, на удивление, он засмеялся.
— А ты забавная, Васильева…? Как зовут?
— Соня.
— Соня, — повторил он. — И уважительной причины, как я понял, тоже нет? Простить тебя, что ли? Васильева… Васильева Соня. Это ты про эмпиризм курсовую Анастасии Сергеевне писала?
— Я, — с подозрением ответила я. — А что?
— Настя попросила меня взглянуть на ваши курсовые… Хорошая у тебя работа, — с таким же подозрением ответил мне Иван Андреевич. — Много отдала за нее? Кто писал?
— Я, Иван Андреич, сама ее написала. Я не из тех, кто решает свои проблемы деньгами, — процедила я.
— Очень жаль, Васильева, — изобразив на лице вычурную грусть, ответил лаборант. — Тогда как же вы сейчас будете выходить из положения?
— Шантажом, — неожиданно для самой себя ответила я. Черные брови преподавателя взметнулись вверх, а сам он громко рассмеялся. Смеетесь, значит, да? Ладно-ладно…
— Какая же ты забавная, Сонечка! И чем же ты, милая, собралась меня шантажировать? — даже присев на стол, он был больше чем на голову выше меня, отчего взгляд его казался особо надменным.
— Да тем, что вы взятку только что на моих глазах взяли!
— Ты смотри, какая же ты внимательная! Как думаешь, хорошая подруга будет об этом распространяться? Как же вы вашу симпатичную Машеньку подставите, а? Не хорошо так, Сонечка, не хорошо, — издевательски отчитывал он меня. — Если у тебя, милая, на этом все, то давай обговорим условия пересдачи…
— Преферанс! — тихо, но четко выговорила я, перебив Ивана Андреевича. Улыбка тут же сползла с его наглого лица. Он несколько секунд внимательно разглядывал меня, а затем, видимо, вспомнив, злобно вздохнул, поняв, что, похоже, преимущество все же на моей стороне.
— Что «преферанс», Васильева? — очень тихо спросил он, глядя мне прямо в глаза. Я никогда раньше не видела таких темных глаз. Насколько я помню, у ректора они серые. В маму что ли пошел?
— Вы знаете, что, Иван Андреевич, — повисла пауза. Напряжение стало практически ощутимо. Мне кажется, он бы сейчас вцепился бы в мою шею, чтобы задушить свидетеля. Будто убил кого-то, честное слово! Но, раз уж он так переживает… — Вы же все прекрасно понимаете. И мое молчание должно иметь какое-то поощрение, правда?
— Если не умеешь шантажировать, то лучше и не берись за это, — серьезно проговорил он, понизив голос. — Опасную ты игру затеяла, Сонечка. Пожалеешь.
— Возможно, — только и ответила я, продолжая бессовестно смотреть ему в глаза. Иван Андреевич тяжело вздохнул, и, так же, не отводя от меня ненавидящего взгляда, прохрипел:
— Проваливай.
***
Я расплакалась. Стоя в туалете на четвертом этаже, я, игнорируя табличку с перечеркнутой сигаретой, курила в окошко, вытирая слезы, бегущие по щекам, ладонью. Нервы, похоже, ни к черту… Или же я, сама отказываясь в это верить, все-таки понимала, что он прав. Теперь-то я проблем не оберусь. Да и Андрюха говорил помалкивать. Вот ведь дура! Дура!
— В туалете вообще-то курить запрещено! — послышался немного испуганный и возмущенный голос какой-то студентки.
— Иди нахрен! — крикнула я. Потом последний раз затянулась, выкинула сигарету в окно и, пока эта блюстительница порядка не привела куратора, чтобы застать меня с поличным, вышла из туалета.
Пар сегодня больше не было. Работа только завтра. Видеть Макса или Машку мне почему-то не хотелось… Я не виню их, у нас всегда так было, с тех пор, как мы познакомились — дружба дружбой, но в случае чего — каждый сам за себя. Я хотя бы могу быть уверена, что они, если что, не сдадут меня…
Жалко, нельзя вернуть время назад. Ну завалил бы он меня. Ну пересдала бы. Ну, может еще раз завалил… Ох, такие козлы, как Иван Андреевич, будут издеваться до последнего.
Телефон в сумочке завибрировал. Я с горечью подумала, что жаль, что этот лаборант не оказался тем самым Глебом…
«Почти ни в чем не виновата? Это как „почти девочка“? : D»
— Вот дебил, — прошептала я, но улыбнулась. В коридорах было тихо, так что мой нервный смешок и шмыганье носом ударялись о стены тихим эхо.
«Своеобразный маньячный юмор? Теперь мне точно не до шуток.» — отправила я и пальцами вытерла нос, снова шмыгнув. Ответ пришел почти мгновенно.
«Ладно, извини. Что, все так плохо? Могу как-то помочь тебе?»
Я прикусила губу. Очень мило, конечно, с его стороны. Я прямо вся прониклась уважением к этому добряку-маньяку. Но чем, блин, он мне поможет?
«А ты маньяк-насильник или маньяк-убийца?» — отправила я, но потом подумала и отправила вслед еще одно сообщение.
«Шучу-шучу! Не подумай!»
«А… то есть убивать и насиловать никого не надо? Бли-и-и-н… А я уже намылился…» — пришел ответ от него, и я снова улыбнулась.
«Ну извини.» — быстро отправила я. И почти в этот же момент пришло еще одно сообщение от него.
«Да все нормально, Соня. Кто тебя обижает-то?»
«Препод-козел. Гордый индюк, строящий из себя всезнайку. Урод. Похабный урод!» — каждую букву я набирала, искренне злясь на него, практически шипя все эти слова внутри себя.