— Ээээ. хорошо.
— Плохо. Но — поправимо. Проси очки без диоптрий. Там работает моя знакомая. Зовут Рут. Она сделает тебе хорошую скидку, но всё равно удовольствие это обойдётся по крайней мере в штуку.
— Можно вопрос?
— Нельзя. Пункт четвёртый: речь. Тебе придётся иметь дело с менеджерами — такими же, как ты, но рангом повыше. Они ни бельмеса во всём этом не смыслят, но вопросы задавать будут. А у тебя нет времени переучиваться на программера. Ты, конечно, должен знать свой продукт — в общих чертах, но никогда не сумеешь стать докой.
Завтра с утра пойдёшь к Эрику, он тебя натаскает. Главное — апломб... и напор. Уяснил?
— Можно вопрос?
— Валяй.
— Кто это на фотографии?
— Молодец. Когда знакомишься с новым человеком, старайся — как бы ненароком — задать ему пару личных вопросов. Пункт пятый: американцы. Никогда не работай с американцами.
— Почему?
— Ты не можешь продать американцу.
— Рожей не вышел?
— Совершенно верно. Твои клиенты — мелкие лавочники, которые вынуждены компьютеризировать производство, потому что терпят убытки и уступают в расторопности конкурентам. Фалафель. Но если тебе подвернётся белый человек, не пытайся его охмурить. Для этого у нас имеются специалисты.
— Такие, как вы?
— Такие, как я. Сигарета есть?
— Не курю.
— Молодец. Иди работай.
— Последний вопрос.
— Что ещё?
— Кто на фотографии?
Йоав ласково смотрит на него, живо представляя, как пальцы рвут целлофан. прикосновение бумаги. туго скрученного, набитого табаком цилиндра... щелчок — искра — пламя... вдох.
Музыка в лифтах
Бывает так: человек входит в лифт, нажимает на кнопку, но лифт не едет.
Человек думает, что лифт неисправен, выходит наружу и нажимает на кнопку вызова. Появляется другой лифт, он тоже неисправен, и даже — в большей степени, чем первый, но пассажир не догадывается об этом. Он делает шаг, двери за ним закрываются.
Пассажир нажимает на кнопку, на другую кнопку, на все кнопки по очереди, а после — одновременно. ничего: ни звука, ни движения, ни даже электронного мерцания или зуммера, означающего неисправность.
Пешком вышло бы куда быстрее, но теперь — увы — слишком поздно. Становится ясно, что ожидание — бессмысленно, нужно заставить лифт проявить характер: принудить его открыть двери, уговорить тронуться с места — вверх или вниз — всё равно.
Нет ничего хуже неопределённости.
Человек подпрыгивает на месте, стучит в стену, пытается вызвать диспетчера.
Ничего не происходит.
Проходит час, за ним другой, третий, и пассажир устаёт кричать, пинать двери, лупить кулаком по кнопкам.
Он ложится на холодный ребристый пол, скорчившись в три погибели, дыхание его мало-помалу замедляется.
Наконец, он засыпает.
Мы не знаем в точности, что происходит потом: иные говорят, что в лифте звучит музыка, напоминающая песни брачующихся китов, кое-кто утверждает, что лифт начинает тихонько раскачиваться, и мелодия, которая звучит из динамиков, похожа на лязг и перезвон старинной музыкальной шкатулки.
Всё это — домыслы.
Доподлинно известно одно: когда, наконец, прибывает аварийная команда и пассажир оказывается на свободе, он больше не тот, что прежде.
Он больше не боится застрять в лифте, и даже напротив — ждёт подходящего случая, чтобы остаться с лифтом один на один.
Такие люди последними покидают офисы по окончании рабочего дня.
Музыка в лифтах Когда свет в коридорах потушен, уборщик сдаёт ключи позёвывающему охраннику и все до единого коллеги уже сидят в своих комнатах, у своих телевизоров, глотая холодное пиво, пассажиры входят в лифты, ложатся на пол и тихонько прикрывают глаза.
Они замирают.
Они ждут.
Они вслушиваются.
История винтика
Габи — из тех, кто смотрит под ноги, зыркает по сторонам, задирает голову. Ему говорят: Габи, ворона влетит!
Закрой рот! Опять галок считал, Габи?
— Дались вам эти галки, эти вороны!
Вместо того, чтобы двигаться прямо к намеченной цели, из пункта А в пункт Б, он то и дело сворачивает, петляет, то ускоряет шаг, то — наоборот — замирает на месте:
— Что это? Тут, на земле?
Винтик. Покрытый тонким слоем ржавчины, крошечный, под каблуком. Всего-навсего винтик, Габи.