— Всё в порядке? — осторожно спросила девушка при исполнении, выглядывая из окошка полицейской машины.
Я помахал ей рукой, пытаясь изобразить любезную улыбку. Небольшой утренний променад после бурной новогодней ночи. Ничего из ряда вон выходящего.
Девушка помахала в ответ и засмеялась. Их тут, в Тель-Авиве, ничем не проймёшь.
Когда полицейская машина, наконец, отчалила и скрылась за горизонтом, я остановился как вкопанный. Мне вдруг стало ясно, что я совершенно не помню, как выбрался. Глубокий провал в памяти, заполненный каким-то мельтешением, гиканьем, плясками на столе, дяди-витиным хохотком, его колоритным «а шо?». Чем дальше, тем лучше я понимал, что со мной произошло нечто настолько странное и удивительное, что память предпочла похоронить это в своих тайниках и подвалах — чтобы не смущать меня, не портить мне жизнь, не дать повода усомниться в незыблемости законов повседневного существования. И только одна фраза, состоящая из двух слов:
«пики — козыри» — засела в голове так прочно, будто сама по себе могла объяснить, чем закончился этот необыкновенный новогодний ужин.
ПРОСТРАНСТВО ГРИФФИТА
Психоанализ Гриффита
Свет: торшер в углу кабинета. Шторы задёрнуты. Звук: шипение кондиционера. Шаги в коридоре. Запах: едва уловимый аромат одеколона «Богарт». Глаза плотно закрыты. Руки сложены на животе. Голова покоится на подушке. Дыхание медленное, как у спящего. Мышцы лица расслаблены. Голос — ровный и тихий. — думаете, это поможет?
— Не знаю. Будем надеяться на лучшее. Вы же понимаете: никаких гарантий. В любом случае — потребуется не менее тридцати сеансов. Но прежде чем мы приступим, я хотел бы получить дополнительную информацию: каким образом вы пытались решить проблему? Постарайтесь припомнить всё до мельчайшей подробности.
— Сперва я прошёл курс когнитивной терапии. После — лечился по методу Шульца. Был на приёме у Роджерса, участвовал в сессиях клиент-центрированной психотерапии. Два месяца прогрессивной мышечной релаксации.
— Результаты?
— Ну… нельзя сказать, что их не было вовсе…
— Подробнее, пожалуйста.
— После когнитивной терапии я перестал бояться. До этого я всегда боялся, что меня застигнут врасплох. Голым.
Войдёт пациент, и мне придётся как-то выкручиваться, объяснять. Стоило скрипнуть двери, руки сами тянулись — запахнуть халат. прикрыться. с трудом преодолевал искушение забраться под стол. В какой-то момент, вдруг, внезапно приходило понимание и вместе с ним — облегчение: да нет же, я одет. Всё в порядке. Никто ничего не заметил.
После курса терапии я больше не боялся того, что меня застигнут врасплох. То есть, я по-прежнему чувствовал себя голым, стоило кому-то войти, но меня это совершенно не беспокоило. Пациент появлялся в дверях, я говорил ему: присаживайтесь. А про себя думал: да, я голый, и что с того? Совершенно ничего. Минуту-другую спустя я, однако, спохватывался и понимал, что одет. Это-то и приводило меня в недоумение: только что беседовал с пациентом — нагишом, и всё было нормально, а тут вдруг — рррраз, и. как же так? Я полностью одет, на мне рубашка и галстук, кожей чувствую нижнее бельё, брюки, носки, туфли… Всё это очень странно.
Очень-очень странно… я прерывал сеанс, просил у пацента прощения и выходил на балкон. Мне нужно было пять-
семь минут, чтобы привести себя в порядок. Это было невыносимо.
— И как же вы поступили?
— Я обратился за помощью к Гертруде Кляйн, она была широко известна как специалист в области толкования сновидений, о ней слагали легенды. После первого сеанса мне приснились ярко-жёлтые астры. Гертруда сказала, что это — плохой знак, и, скорее всего, ничего не выйдет. Она отправила меня к своему приятелю, который был учеником Стэна Грофа и практиковал ЛСД-терапию.
— Это было до запрещения ЛСД?
— Это было после. Джордж использовал запрещённые методы, и у него не было отбоя от пациентов. Он мог устроить оргию прямо во время группового сеанса, мог избить пациента до крови или закрыть его в тёмном чулане и заставить кукарекать два-три часа подряд. Поначалу мне это нравилось. Я пришёл к нему просто поговорить, но остался в «терапевтическом сквоте» — как мы называли этот гадюшник — на три месяца. Кончилось тем, что его арестовали, и я снова остался один на один со своими проблемами.
— Были какие-то результаты?