Запомнился один из допросов на последнем месяце расследования, когда Тор вдруг понял, как близко к пропасти он стоит.
— Вспомни, сын мой, как проходили роды у твоей жены? — спросил судья.
— Я же не мог быть в ее комнате, когда она рожала. Там были доктор барона и его придворная повитуха.
И тут неожиданно последовал конкретный вопрос:
— Ты их пригласил или они пришли по собственной воле?
— Ни то, ни другое. Их прислал барон в знак уважения ко мне.
— А ты сам кого хотел пригласить?
— Лучшей повитухой в деревне считается Аринасса Туканар, вдова баронского смерда. Я бы позвал ее. Хотя на вид она как ведьма.
Судьи переглянулись между собой.
— А теперь вспомни, что случилось около твоей мастерской перед родами?
— Аринасса пришла без зова. Я знал, что баронские люди уже едут, и отказать барону было бы оскорблением. Я поблагодарил ее и сказал, что она не нужна. Она была очень недовольна. Тогда я дал ей во имя Победителей плату повитухи и попросил молиться, чтобы моя жена благополучно разрешилась от бремени. Аринасса бросила деньги на землю, сказала, что она не нищая, не берет милостыню. — Тор чуть-чуть помолчал. — И вдруг она выругалась как последняя шлюха.
Судьи почему-то опять переглянулись между собой.
— А не помнишь ли, как она выругалась?
Тор покраснел.
— Могу ли я повторить такое перед Высоким Судом?
— Должен, сын мой.
И Тор повторил ругательство, которое его поразило. На вид это был виртуозный, сложно сплетенный мат с упоминанием самых неприличных мест и действий мужчины. Судьи отшатнулись и стали, каждый по своим канонам, молиться и делать знаки изгнания зла. Тор перепугался.
— А теперь скажи, сын мой, повторял ли ты в гневе это ругательство когда-либо?
— Признаюсь, в мыслях я его порою повторял. Но когда мне хотелось его произнести, что-то меня останавливало.
— Всевышний хранит тебя, сын мой, — облегченно произнес священник-единобожник. — То, что сказала старуха, не просто ругательство, это — формула нового и страшного сатанинского проклятия. Используй ты его во гневе, и Сатана овладеет твоей душой, а обруганный тобою сгоряча человек подвергнется тяжким испытаниям. Расскажи, что было дальше.
— Старуха ругнулась и ушла. А я не стал брать деньги обратно, подозвал моего младшего подмастерья Иня Синнигора и велел ему взять их и пойти на них выпить. Инь после этого запил. Моя жена еле-еле его выходила. Она говорила, что какая-то полушлюха-полукрестьянка поиздевалась над ним, и у него на душе страшная рана.
— Твоя жена была почти права, сын мой, — заметил старший судья.
На пятом месяце кормежка стала лучше, Тору разрешили заказывать дополнительно еду и благовония, и мыть его стали каждый день. Явно дело близилось к публичному процессу и к решению. Но перед этим Тору пришлось пройти еще пять весьма странных экспертиз, хотя он быстро вычислил, с чем они связаны.
Сначала у Тора забрали всю одежду, в камеру явились два кряжистых амбала явно преступного вида и стали требовать от него, чтобы он отдался. Они были настолько сильны, что одолели в драке Тора, но насиловать не стали, а постучали в дверь и сказали, что они готовы дать ответ, что этот тип педиком точно не является. Когда он оправился от этой экспертизы, у него опять отняли одежду, но на сей раз уставили камеру яствами и вином, и втолкнули в камеру голого типа, на вид явно педика. Всю ночь Тор отбивался от домогательств этой твари, а через несколько дней история повторилась (ведь один свидетель — не свидетель). А затем, когда та же процедура постановки угощения и отъема одежды вновь повторилась, в комнату вошла гетера, а за нею четверо судей и предупредили, что на сей раз они знают, что Тор отнюдь не целомудрен, так что пренебрегать ласками полноправной гетеры — позор для него как для мужчины и ложь перед лицом трибунала. На вид гетера сразу не очень понравилась Тору: лицо было явно развратное и порочное. Но, когда она сбросила одежды, обнажилось великолепное тело. А затем тонкие ароматы и весьма толстые ухаживания со стороны гетеры привели его в постель. Наутро, когда пришли забирать свидетельницу, она, не слезая с Тора и не прикрываясь, закричала: "Я еще не кончила! Добавьте еды и выпивки и убирайтесь!" До самого вечера она овладевала Тором (пожалуй, именно так, а не наоборот). И лишь к вечеру, когда Тор окончательно выдохся, она позвала служителей.
— Ну, я чуть было не опозорилась, — сказала она восьмерке судей и пялящимся на ее наготу служителям, расправляя пеплос и не торопясь его надеть. — Впервые за мою карьеру я чуть не запросила пощады первой в схватке любви один на один.