Толпа завороженно слушала. Редко так красноречиво кается грешник, и редко столь интересно слушать эту исповедь. Настроение толпы все больше склонялось в пользу рабыни.
— Но Любвеобильная подсказала мне, что очистить душу можно часто лишь через падение. Я полностью отреклась от предрассудков и пороков того жалкого общества, членом которого я была ранее. Я приняла наказание всей душой, и решила исполнять свое служение самым лучшим образом, как бы больно и страшно мне ни будет. Но тем самым я открыла свою душу хозяину, возжелала его всем сердцем и всем телом, как единственную свою дорогу к очищению и к спасению, и вместо боли Любвеобильная подарила мне величайшее наслаждение, так что я чуть не умерла от счастья. Если бы господин мой не поклялся, что не желает рабов от своего семени, я бы рожала ему детей с величайшей охотой. Когда у меня вновь пытаются появляться пороки моей прошлой жизни, мой господин своими строгими повелениями и наставлениями помогает мне от них избавиться. Я буду служить ему, как верная собака или лошадь! И я клянусь, что, если он умрет, я перестану принимать пищу и умру, недостойная рабыня, на его могиле как верная собака.
Ангтун упала ниц в экстазе покаяния. Патриарх довольно улыбался: сумели незапланированную ситуацию использовать самым лучшим образом, чтобы повлиять на нравственность народа и знати. Народ просто бесился от восхищения. Так прошло несколько минут. Дав возможность народу выплеснуть свои эмоции, патриарх вновь поднял руку.
— Падшая и кающаяся дочь моя Ангтун. Твое позорное имя останется у тебя на всю жизнь по приговору суда и в назидание всем. Но я вижу, что ты, если вновь не собьешься с пути служения и покаяния, можешь стать живым примером того, как самая ничтожная душа может очиститься, и как вознаграждается искреннее покаяние. Иди, служи, кайся. Покорно и с радостью принимай все испытания, которые принесет тебе твое покаянное служение. И, самое главное, больше не греши! Я разрешаю тебе поцеловать свою туфлю и благословляю тебя, кающаяся дочь моя. А вот клятву твою я не принимаю и запрещаю тебе даже думать об этом. Если такое случится, ты обязана преданно служить наследникам Мастера и молиться за лучшую участь для его души.
Приняв благословение и облобызав туфлю, рабыня встала.
— Ангтун, иди на место свое. Тут у нас еще маленькое дело, связанное со светским судом. Ангтун спустилась, и к ее разочарованию, с нее опять сразу же сняли полотнище. Но люди смотрели теперь на нее по-другому, и рабыня выбрала верный путь: она скромно потупила глаза и стала молиться.
К трибуне подошли шестеро стражников и секретарь светского городского суда. Он зачитал постановление:
— В суд Имперского города Киальса поступило донесение стражников Ука Иммитира и Лисса Арсильтора, которые сообщили о дебоше, устроенном Великим Мастером Тором в таверне "Императорский дельфин". Он обвиняется в том, что пытался совершить насилие над служанкой Лукриссой Актор и обесчестить ее, а затем избил заступившегося за нее слугу из той же таверны Силя Ассатита. Поскольку упомянутый Тор ныне находится под юрисдикцией Имперского Суда и Патриарха, Городской Суд постановил передать данное дело в Имперский Суд.
— Грешница Лукрисса, иди сюда, — ласково сказал Патриарх.
Служанка из таверны пошла в своем наспех зашитом платье на трибуну. Она выбрала самый худший способ действий, закричав:
— Не виновата я! Он сам меня поцеловал, а потом еще и выкинул, так как я отбивалась!
Толпа расхохоталась. Раздались выкрики типа: "Кто от кого отбивался?" "Тебя что, обесчестить можно?"
Патриарх строго сказал:
— Ведите себя достойно! Слуга Силь, что ты можешь сказать?
В отличие от служанки, слуга сразу понял, чем дело пахнет. Он слышал, что, когда имеешь дело с Имперским Судом, самое худшее — вести себя как в обычном суде, то есть врать и запираться напропалую.
— Ну хотел я этого лоха с периферии на золото развести, признаюсь. Эта шлюха не объяснила мне, с кем связываюсь.
— Ты что несешь, скотина? — заорала Лукрисса.