Чед подошел к бару, устроенному на террасе около кирпичной стены дома. Валери и Ник устроились на отделанных замшей стульях.
– Чед рассказал про сад?
– Да, он просто восхитителен. У меня был свой небольшой, там, где я жила прежде, но этот поистине великолепен.
– Где ты живешь? – спросил Чед.
– В каретном доме на Фолс Черч.
– Каретный дом? Что-то вроде гаража, правильно?
– Похоже, – она взяла протянутый ей напиток, и втроем они не спеша уселись за стол. На них падала тень от высокого клена с краснеющими листьями, и по мере того, как солнце клонилось к горизонту, стал подниматься легкий ветерок. Валери было легко, тепло и удобно. Она была счастлива.
– Он был построен для экипажей, в которые запрягали лошадей – лошади содержались в стойлах – а наверху располагались жилые помещения для слуг. Сейчас это двухэтажный очень скромный, но хороший домик.
– И ты живешь там одна?
– Нет, вдвоем с матерью.
Чед уставился на нее во все глаза, и Валери поняла, что он полагал, что она была несколько старовата, чтобы жить с матерью.
– Она больна, старая или что?
Валери улыбнулась.
– Нет, она в полном порядке. У нее были неприятности, она лишилась денег, поэтому переехала жить ко мне.
– Чем она занимается?
– Чед, – сказал Ник.
– Извини, – лицо Чеда залилось краской. – Я не хотел быть любопытным.
– Ничего, все в порядке. Я скажу, если не захочу отвечать, – мягко проговорила Валери. – Моя мать ничем особенным не занимается, хотя, мне кажется, возможно, скоро начнет чем-нибудь заниматься. В последнее время ей, на мой взгляд, скучно. Около месяца назад она начала разбирать скопившиеся бумаги, к которым не прикасалась годами.
Валери усмехнулась про себя.
– Я сказала ей, что работать в картинной галерее и легче и веселее.
– Что она ответила?
– Что, быть может, я и права, но ей тяжело ходить и искать работу, которую она никогда не делала.
– Должно быть, очень трудно, – вставил Ник, глядя на Валери, – и еще труднее добиться успеха на первой работе. Не каждый сумеет.
– На второй, – сказала Валери с едва заметной улыбкой. – С первой меня уволили.
Затем она вспомнила, что никогда не рассказывала Нику об этом.
– Уволили? – спросил Чед. – Что же ты сделала?
– Забыла, что работала на кого-то и что мне нельзя диктовать свои условия. Можно еще чаю со льдом?
Чед вскочил с места и наполнил все три стакана.
– Ты тоже лишилась всех денег, как твоя мать? – спросил он через плечо.
– Чед, – вновь с упреком проговорил Ник.
– Извини, – громко сказал Чед.
– Да, – ответила Валери, – я потеряла все свои деньги. Именно поэтому я живу в каретном доме и работаю у твоего отца. И вот что я скажу тебе, Чед: я не хотела лишаться денег, до сих пор испытываю неудобства, потому что не могу позволить себе большую часть из того, к чему я привыкла с детства; потеряла свое поместье, то, где ты видел меня в тот день, помнишь? Но теперь, несмотря ни на что, у меня есть работа, есть друзья, с которыми я познакомилась, я живу замечательной жизнью.
– О! – он поставил перед ними стаканы с чаем, – поэтому ты…
– Стоп! Теперь моя очередь спрашивать, – не церемонясь, перебила его Валери. – Я хочу еще так много узнать о тебе. Скажи, чем еще кроме сада, рисования и игры на барабане ты увлекаешься?
Чед пустился в описание школы, друзей, занятий штангой, рассказал о прочитанных книгах, увлечении велосипедом.
– Отец разрешает мне кататься по Джорджтауну; я уже хорошо знаю окрестности. Хотя было бы лучше, если бы я ездил на машине.
– Почему?
– Знаешь, дождь, иногда снег; иногда очень трудно. Мне хотелось бы ездить на машине. Отец обещает научить водить.
– Разве этому не учат в школе?
– Да ну! Большую часть времени приходится заниматься на тренажере, а до настоящей машины не добраться. Правда, есть одна штука, не слабая, которую там дают, брат моего друга…
– Чед, – внезапно произнес Ник, – когда ты собираешься идти?
– Ну нет, – заныл Чед. – Я забыл, разве нельзя позвонить и сказать, что я не могу прийти?
– Нет, ты же знаешь, нельзя. Прошло почти два месяца, и ты должен идти. Ты должен стоять перед домом – во сколько?
– В шесть тридцать. Еще рано.
– Уже шесть часов, и тебе пора одеваться.
– Да это пять минут. Нельзя, что ли, дорассказать про машины, а?
Ник взглянул на светящееся от воодушевления лицо сына и подумал о прошедшем часе, в течение которого его сын разговаривал с Валери гораздо откровеннее, чем, насколько было известно Нику, с родной матерью.
– Конечно, только не растягивай.
Чед закончил свой рассказ, но его энтузиазм пропал и лицо утратило живость.