— Молодчина! — выдохнула Катя. — Фигурка у тебя — позавидуешь!
Лена снова оттолкнулась ногой и, описав круг в обратном направлении, встала.
— Давай, давай, поднимайся. Как самочувствие? Не заболела?
— С чего это?
— Забыла, как в полынью ныряла?
— Такое забудешь… Дуреха я. Вечно меня куда-нибудь занесет. Но ничего, я крепкая. В деревне, бывало, чуть не до снега босы бегали. — Все это Катя говорила, отыскивая в шкафу одежду поновее и понаряднее. Она надела пестрое платье с оборками на груди, оглядела себя в зеркале: — А что, я баба-то ничаго!
— Чем красоваться, прошла бы лучше по комнатам. Напомнила бы девчатам про культпоход.
Лена поставила на стол чашки, насыпала из кулька в стеклянную вазочку сахарный песок.
— Пойду, — ответила Катя. — Это нам просто. Не думай — от кино никто не откажется. Да и деньги плачены. А Нинка-то чего разгулялась? Крутит и крутит шик-модерн. Хоть бы одну русскую завела. Эй, Нинка! — Катя постучала кулаком в стену, подошла к батарее, подняла туфли, стоявшие возле нее, осмотрела внимательно, вытащила из них туго набитую бумагу. — Ну ладно, я пошла…
В дверях она столкнулась с высокой светловолосой Ниной.
— С добрым утром, рабочий класс! Кто соскучился? — спросила она певучим голосом.
— С тобой соскучишься! Весь дом переполошила. Воскресенье ведь…
— И правильно сделала. Режим надо соблюдать. Дрыхнете до полудня. — Отвернувшись от Кати, она обратилась к Лене: — У вашей бригады культпоход?
— Как всегда. А что?
— Нет ли лишнего билетика? Для меня выходной — самый тяжелый день. Не знаешь, куда себя деть.
Нина подошла к зеркалу, вгляделась в свое миловидное лицо, поправила пышно взбитую прическу. Весь вид ее говорил о незыблемом внутреннем покое, в движениях ее белых холеных рук ощущалась величественность. «Даже царственность», — подумала, глядя на нее, Лена.
— Коли не знаешь, куда деваться, идем со мной по комнатам. Может, кто и откажется от билета. Идем, идем, мимоза! — Катя подхватила Нину за талию, и они вышли в коридор.
В шестом часу вечера комендант общежития позвал Лену к телефону.
«Кто бы это?..»
В новеньком темно-сиреневом платьице Лена легко сбежала вниз, взяла трубку и услышала знакомый голос диспетчера:
— Подготовлен большой блок, на две тысячи кубов. Обещала выйти бригада Фокина, а пришло всего семь человек. Выручай, подними своих девчат! Самосвалы стоят, понимаешь? Бетон стынет. Ну, как? Товарищ Крисанова?!
Не отрывая трубку от уха, Лена молчала. Что ответить диспетчеру? Сказать, что бригада собирается в культпоход и что настроение у девчат совсем не рабочее? Отказаться? Нет, так нельзя. Язык не поворачивается. Но надо что-то говорить вот сейчас, не раздумывая…
— Слышу, слышу! — сказала Лена, все еще не находя решения, и лишь на повторный вопрос диспетчера ответила твердо: — Присылайте машину. Соберемся через полчаса.
Лена шла по комнатам, чтобы объявить о выходе на работу, и слышала в ответ вздохи подруг. Одна Катя не унывала:
— Интересное кино! Чем глядеть нам на экран, поглядим на котлован! Держи, Нинка, двадцать билетов. Занимай хоть целый ряд! А ну, девчата, разболокайся, напяливай штаны!
— Надоели нам твои штаны! Хотя бы в выходной себя бабами почувствовать, — ворчали бетонщицы, не без великой досады расставаясь с воскресными нарядами.
Через полчаса, одетые в спецовки, они собрались у подъезда. Подошла диспетчерская крытая брезентом трехтонка. С визгом и прибаутками девчата забирались в кузов, рассаживались на деревянных залощенных скамейках.
Шофер быстро погнал машину, усердно сигналя на перекрестках.
Мелькнули последние дома нового поселка. Дорога шла под уклон, мимо низкорослых с искривленными стволами сосен, и после крутого поворота вырвалась на земляную плотину. Лена приподняла брезент и увидела самосвалы, скопившиеся у въездов на мостики блока. Экскаватор «Уралец» бездействовал. По всему было видно — укладку бетона не начинали.
Сделав несколько виражей по извилистой дороге, машина въехала в камеру шлюза и затормозила. Девчата повалились друг на друга и, ругая шофера, начали выпрыгивать в густую, перемешанную со снегом грязь.
Погода портилась. По небу поползли низкие тучи. Трехкилометровый коридор шлюза пронизывали шквалы промозглого ветра. Девчата ежились, поднимали воротники курток, потуже завязывали платки.
Пока Лена бегала наверх, к силовому щитку, и устанавливала очередность заезда машин, Катя пыталась растормошить приунывших подруг. Она извлекала из своей памяти никем не слышанные частушки, а может быть, придумывала их прямо на ходу.
Говорят, что я не девка, Буде врать-то, буде врать, Я с парнями не гуляла — Нече, нече баловать.