Вообще же Александр Михайлович старался в то время, по наставлению старцев, более внимать себе: избегал близких знакомств с кем бы то ни было, выходя из кельи лишь в церковь, на молитвенное правило, на послушания да к старцам.
Поварская работа отнимала у молодого послушника большую часть дня. Она обязывала его приступать к ней с самого раннего утра и заканчивать после вечерней трапезы. Поэтому ему мало приходилось бывать на богослужениях, но это приучало его к внутренней молитве во всякое время и везде. "Молитва Иисусова часто бывала на его устах, когда его руки были заняты житейскими работами".
Александр Михайлович имел возможность постоянного общения со старцем о.Макарием, что очень поддерживало и радовало его душу. "Как в то время Господь ко мне был милостив, - пишет он. - К старцу приходилось мне по послушанию ходить каждый день, да и в день-то побываешь не один раз: то сходишь (как к начальнику скита) благословиться насчет кушаний, то ударять к трапезе". При этих посещениях послушник Александр рассказывал старцу о своем душевном состоянии. Поэтому его жизнь протекала без бурь и жестокой борьбы, и если были искушения, то благодаря своевременной исповеди и мудрым советам старца они легко побеждались, после чего в его душе восстанавливались мир и спокойствие. Так, например, было через три-четыре месяца после начала его послушания на кухне скита, когда его назначили главным поваром. Причиной этому послужило то, что Герасим отлучился в это время по личным делам к себе на родину. А когда он возвратился, то его не оставили в прежней должности, а предложили быть помощником Александра. Это понижение вызвало бурю волнений у Герасима и крайнее смущение Александра. Но это возмущение недолго беспокоило молодых послушников, оно быстро рассеивалось после того, как каждый из них рассказывал о своих помыслах старцу. Между ними воцарился мир, и они опять стали задушевными друзьями.
Мудрые старцы Лев и Макарий старались, по выражению св. Иоанна Лествичника, "изыскать случаи для приобретения подвизающимися в деле спасения братиями венцов терпения". Таким же образом они поступали и с начинающим монашеский путь новоначальным послушником Александром. Однажды старец Лев надел ему на голову в присутствии многочисленного народа шапку одной монахини. Этим прозорливый отец указывал на будущую его заботливость о монахинях, но в тот момент молодому послушнику стоять в женской шапки среди народа было не очень приятно. В другой раз старец грозно отчитал его в присутствии лучших его друзей по духовному училищу. Когда они пришли к о.Льву, в это время в монастыре ударили в колокол к вечерне. "Старец, сидевший на койке, в самоуглублении, с великим благоговением произнес обычное иерейское славословие Господу: "Благословен Бог наш всегда, ныне и присно, и во веки веков". Александру вообразилось, что старец сотворил обычное начало вечернего правила. "Аминь, - возгласил он. - Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе. Царю Небесный" и пр. Вдруг старец останавливает его замечанием: "Кто тебя благословил читать?" Александр, по оптинскому обычаю, становится пред старцем на колени, кланяется в ноги и просит прощения. Старец продолжает его отчитывать, а на долгие смиренные просьбы послушника, он, как будто вовсе не замечая их, только стучал ногами, размахивал над его головой руками и грозно восклицал: "Ах ты, самочинник! Ах ты, самовольник! Да как ты это смел сделать без благословения?"
В это время Александр уже твердо стал на монашеский путь и во всем стремился отсекать свою волю и раздражение. Иногда старец не обращался к нему даже по имени, а просто называл "Химерой". "Таким-то горьким опытом, - свидетельствует Агапит, такою-то дорогой, кровавой ценой мало-помалу стяжевал о.Александр боголюбезную добродетель смирения, и, так сказать, закаливался в терпении скорбей, которые нередко приходилось ему переносить от искренно любившего его старца о.Льва". Испытания смирения и воли послушника давали хорошие плоды. Старец часто говорил о нем в его отсутствие: "Великий будет человек".