– Что она там делает? – спросила я как-то у дежурной сестры.
Медсестра явно была новенькая.
– А я что, проверять обязана, кто там что делает в туалете?
Я решила на ней оторваться, мы частенько так поступали с новичками:
– Да там и минуты хватит, чтобы повеситься! Вы вообще понимаете, где находитесь? Вам здесь что, институт благородных девиц?
Когда я договорила, мое лицо было практически у ее носа, что ее явно раздражало. Персонал вообще не любил даже намеков на физический контакт с нами.
Я заметила, что Лиза все время ходит в разные туалеты. Их было четыре, и за день она обходила их все. Выглядела она плохо. Поясок свободно болтался на бедрах, а кожа казалась даже желтее обычного.
– Может, у нее дизентерия, – предположила я.
Но Джорджина была уверена, что все дело в таблетках, которыми ее пичкают.
Так мы дожили до мая, когда однажды утром, за завтраком, мы услышали звук захлопывающейся двери. На кухню зашла Лиза.
– Телевизор подождет, – только и сказала она.
Она налила себе большую чашку кофе, прямо как раньше, и уселась за наш стол. Она улыбнулась нам, и мы улыбнулись в ответ.
– Уже скоро, – таинственно произнесла она.
Мы услыхали в коридоре какую-то беготню и возбужденные голоса, повторяющие: «Да что же это…» и «Да как же это…» Потом вошла старшая сестра и сказала Лизе:
– Это твоих рук дело!
Мы вышли посмотреть, что же произошло.
Лиза обмотала туалетной бумагой всю мебель в рекреационной комнате (вместе с сидящими на ней кататониками), телевизор, даже противопожарные опрыскиватели на потолке. Бесконечные метры бумаги липли ко всему, свисали отовсюду, все вокруг было в бумаге. Красота!
– Она не обдолбанная была, – сказала я Джорджине. – Она просто готовилась.
Лето у нас было классное. Лиза рассказала кучу историй о том, как она провела те три дня на свободе.
Секрет жизни
Однажды меня пришли навестить. Я сидела в рекреационной и наблюдала за тем, как Лиза пялится в телевизор, как вдруг вошла медсестра и сказала мне:
– К тебе пришли. Мужчина.
Это явно не мой злосчастный парень. Во-первых, он к тому времени уже не был моим парнем. Как у кого-то, запертого здесь, вообще может быть парень? И потом, он не мог себя заставить навещать меня тут. Оказывается, его мама тоже какое-то время провела в психушке, и он как мог избегал напоминаний об этом.
Это не отец – он вечно занят.
И точно не мой школьный учитель английского – его уволили, он уехал в Северную Каролину.
Я пошла посмотреть, кто же это пришел.
Он стоял в гостиной и смотрел в окно – высокий, как жираф, с тусклыми взъерошенными волосами и покатыми плечами научного работника, руки его торчали из коротковатых рукавов пиджака. Услыхав, что я вхожу, он повернулся в мою сторону.
Это был Джим Уотсон. Я была рада его видеть, поскольку он еще в пятидесятых разгадал секрет жизни, и, быть может, он приехал поделиться разгадкой со мной.
– Джим! – воскликнула я.
Он медленно направился в мою сторону. Он медленно двигался, мялся в нерешительности, а то и вовсе терялся в собственных мыслях, когда должен был говорить с людьми – тем он мне и нравился.
– Ты неплохо выглядишь, – сказал он.
– А ты чего ожидал? – удивилась я.
Он пожал плечами.
– Что они с тобой здесь делают? – шепотом спросил он.
– Ничего, – ответила я ему. – Ничего они тут не делают.
– Ужасное место, – сказал он.
Гостиная действительно была чуть ли не самой ужасной комнатой во всем отделении. Она была огромная, заставленная огромными креслами из кожзаменителя с виниловым покрытием, которые пердят, стоит только на них присесть.
– На самом деле не так уж тут и плохо, – возразила я. В отличие от него, я уже привыкла к этому месту.
Все тем же медленным шагом он вернулся к окну и поглядел наружу. Он медленно подошел к окну и выглянул в него. Постояв так немного, он подозвал меня жестом длинной руки.
– Смотри, – он вытянул руку, указывая на что-то за окном.
– Куда?
– Вон там, – он указывал на машину. Что-то красное и спортивное, MG наверное. – Моя! – отметил он. Наверное, он купил ее на деньги, которые ему заплатили, когда он получил Нобелевскую премию.
– Симпатичная, – сказала я. – Даже очень.
Он опять перешел на шепот:
– Мы могли бы отсюда уехать.
– В смысле?
– Мы с тобой могли бы отсюда уехать.
– На машине, что ли? – Я окончательно запуталась. В этом и заключался секрет жизни? Главный секрет жизни – это бегство?