Выбрать главу

Лейтенанту Кудрявому повезло. Взрывной волной его сбросило с брони БТРа, который уже через секунду полыхнул, словно коробок спичек. Теряя сознание, собровец отполз подальше от смрадного костра. Не видя перед собой цели — глаза застилал кровавый туман, — Кудрявый пускал длинные очереди в сторону гор, пока его не подхватили чьи-то сильные руки…

Уже позже, в госпитале, Кудрявому рассказали, что с блокпоста засекли бой. Старший поста вызвал «вертушки». Вертолеты прилетели мгновенно и принялись утюжить склоны гор. «Чехи» стали спускаться. Они надеялись, что «вертушки» прекратят обстрел, боясь задеть своих. Но летуны продолжали молотить из всех стволов и ракетных установок. Группа солдат под командованием какого-то отчаянного контрактника прорвалась к пылающим машинам Этот контрактник, отстреливаясь от наседавших боевиков, и вынес контуженого лейтенанта на своем горбу

Позже Кудрявый пытался разыскать своего спасителя. Он смутно помнил его лицо, только голос не мог забыть. Задыхаясь, парень хрипел сквозь зубы:

— Держись, мент. Где наше не пропадало…

Этот хрип еще долго звучал в ушах собровца. А потом пришел черед новых командировок на войну. Поиски оказались безуспешными. Лихой контрактник как сквозь землю провалился. Постепенно воспоминания стали бледнее. Но — иногда во сне перед глазами возникала пылающая колонна, а в ушах звучали предсмертные крики товарищей, и кто-то, вытаскивая его из ночного кошмара, говорил:

— Не дрейфь, мент. Прорвемся…

Вечерело. Затянувшийся пикник утомил собровцев. Где-то в кустах попыхивал сигаретой Жираф. Он курил, спрятав по военной привычке сигарету в кулак. Так дымят солдаты и заключенные. Стараются не привлекать к себе внимания. Подошедший к Кудрявому рослый боец, прозванный в шутку Гномом, тихо сказал:

— Слышь, командир. Жираф там совсем мхом покрылся. Пусть к нам идет. Вместе веселее.

Раздраженный бессмысленным ожиданием, старлей заупрямился:

— Не барышня. На него одиночество положительно действует. Вернется, опять будет скрипеть, как несмазанное колесо.

Великан поправил ремень автомата и тяжело вздохнул:

— Придираешься, командир.

— Гном, хорош грузить. И так на душе тошно. Болтаемся тут как г… в проруби, — вяло огрызнулся старлей.

— Это точно. Зэчары в Москву попрут. В большом городе затеряться легче. Запрыгнут в какой-нибудь товарняк. Доедут до первой товарной станции — и ищи ветра в поле. А нас к ночи комары сожрут, — авторитетно заявил Гном, показывая расчесанную руку с пунцовым свежим укусом.

Кудрявый не сдержал улыбки. Уж слишком комичной выглядела жалоба гиганта. Старлей понимал, как тягостно для собровцев безделье, они привыкли к молниеносным операциям, стремительным броскам и рискованным акциям. Перекрывать собровцами глухие дороги все равно, что с волкодавами ходить на утиную охоту — понта много, а эффект нулевой. У каждого свое предназначение. Но кабинетное начальство распорядилось по-своему.

Хлопнув великана по плечу, старлей пошутил:

— Переходи на дешевые сигареты. Без фильтра. Комаров от их вони тошнит. А вообще, Гном, у тебя кровянки, что пива в бочке. На всех подмосковных кровососов хватит и еще останется.

Боец элитного спецподразделения милиции отреагировал на шутку старшего группы с детской непосредственностью. Он шмыгнул носом, опустил закатанный рукав и, аккуратно забычковав окурок о ствол сосны, уверенно заявил:

— Все-таки, командир, у нас дело через задницу делается. Что в Чечне что здесь. Одна бестолковка по жизни.

«Совсем мои пацаны скисли. Может, кислород по мозгам бьет. А может, как у меня дома, наезды достали. Жены рассчитывали прибарахлиться за боевые. И действительно, что за жизнь. Облом за обломом».

Мрачные мысли долго еще вились в голове у старшего лейтенанта Кудрявого.

Деревья жалобно заскрипели под внезапно налетевшим порывом ветра. От неприятного, режущего ухо звука старлей поежился. Потом выпрямился и посмотрел на дорогу. Реакция командира не осталась незамеченной. Вставший рядом Гном настороженно спросил:

— В чем дело?

— Кажись, тачка к нам катит, — прислушался старлей.

— Ничего не слышу.

Ветер усилился. Кроны деревьев заколыхались, как морские волны.

— Показалось, командир, — уверенно произнес боец.

Старший дозора отвернулся от дороги. В минуту опасности слух, зрение и даже обоняние обостряются. Это Кудрявый знал по личному опыту. Когда человек мается от безделья, в мозгу возникает то, что сейчас принято называть глюками. Кудрявый не любил этого слова из жаргона наркоманов. Но еще больше не любил ошибаться.